Выбрать главу

Моряки посмотрели на капитана.

— Ребята, — произнес Казин, держа, как и все остальные, руки на голове, — отдайте всё, жизнь дороже.

Моряки стали выгребать из карманов последнее.

Сомалийцы выхватывали у них деньги, передавали юному черномазому парнишке, тот все деньги отдал Махмуду, а телефоны и часы ссыпал обратно в наволочку.

Тем временем два пирата привели в рубку повариху и дневальную.

При появлении женщин глаза у Махмуда вспыхнули, он вставил зубочистку в шапку своих жестких вьющихся волос, где торчали еще несколько таких же зубочисток, подошел к женщинам, внимательно осмотрел 40-летнюю повариху и 25-летнюю дневальную. Глянул на капитана:

— Это чьи бабы?

Капитан посмотрел на боцмана. Тот кивнул на повариху:

— Цэ моя жинка. My wife Nastya.

— А эта? — показал Махмуд на дневальную.

Оксана, дневальная, скосила глаза на молодого здоровяка — третьего моториста. И капитан посмотрел на этого моториста. Но тот молчал.

— Я спрашиваю: чья это баба? — угрожающе повторил Махмуд.

— Это моя дочь, — сказал капитан.

Махмуд подошел к нему, сунул автомат под ребро и посмотрел в глаза.

— Врешь.

Но Казин выдержал взгляд.

— Если не веришь, стреляй.

Неожиданно за разбитым иллюминатором появились клубы черного дыма, и старпом негромко произнес:

— Андрей Ефимович, пожар…

— Пожарная тревога! — громко сказал Казин.

Но стоявшие под автоматами моряки не решались двинуться с места.

А дым из пробоин палубной надстройки, пробитых гранатометами, валил все сильнее, и пираты испуганно загалдели по-сомалийский.

— Fair alarm! — сказал капитан Махмуду и приказал своим морякам: — За мной! А то взорвемся!

Мимо растерявшихся сомалийцев моряки выскочили из ходовой рубки и, на ходу хватая противогазы, бросились к пожарным гидрантам и начали раскатывать пожарные рукава. Пираты, не понимая, что им делать, бежали за ними с автоматами на изготовку.

А моряки, спустившись на второй и третий ярусы палубной надстройки, пробивались сквозь дым к горящим каютам, в которые Высокий и Лысый угодили своими гранатами.

Но двери этих кают уже заклинило от жара, а из-под них вырывались языки пламени и валил вонючий черный дым от горящих в каютах пластиковых полов и переборок.

Моряки стали поливать эти двери из пожарных стволов и огнетушителей.

Это не помогало, дым повалил и из смежных кают.

— Полундра! За мной! — крикнул боцман. — Наружу!

Схватив веревочный шторм-трап, боцман и еще двое моряков с пожарными шлангами выскочили на левое крыло капитанского мостика, сбросили веревочный трап вдоль наружной стенки и, натянув на головы противогазы, стали спускаться по нему навстречу клубам дыма. Пятиметровые океанские волны Аденского залива били в скулы корабля, веревочный трап с фигурами моряков раскачивался вдоль борта на высоте пятого этажа, но боцман и еще двое, утонув в клубах черного дыма, все-таки спустились почти к самой пробоине от попадания гранаты.

И то же самое проделали по правому борту механик, старпом и еще двое моряков.

А сомалийцы сверху, с крыльев капитанского мостика, наблюдали за ними в прицелы своих автоматов.

С помощью огнетушителей и водяных брандспойтов морякам удалось задавить пожар в двух выгоревших каютах.

И снова все — прокопченные и перепачканные сажей моряки, капитан и повариха с дневальной — были под дулами сомалийцев выстроены вдоль стены ходовой рубки и с руками за головами. Их почерневшие от сажи и копоти лица веселили чернокожих пиратов.

— Черно-белые обезьяны! — потешался Махмуд. — Раздевайтесь! Всё снимайте! Ну! Быстрей!

И для убедительности пальнул в воздух поверх голов моряков.

Моряки стали раздеваться.

Сомалийцы хватали их одежду, примеряли на себя.

Махмуд увидел на руке капитана швейцарские часы с двойным циферблатом.

— Давай часы! Быстро!

Казин снял часы и отдал.

— А деньги? Судовая касса?

Казин молчал.

— Понятно. Пошли!

Схватив капитана за воротник, Махмуд потащил его к внутреннему трапу.

5

Прокатив вдоль заштрихованной метелью набережной и маячивших за ней в полумраке очертаний двух военных крейсеров и атомного авианосца, такси остановилось у салона красоты «Ля мур». Ольга выскочила из машины. Но салон был уже закрыт, хотя внутри горел свет. Ольга нетерпеливо постучала в стеклянную дверь.

Породистый боксер, возлежавший в салоне в массажном кресле, с лаем бросился к двери, но тут же стих, виновато завертел хвостом — узнал Ольгу.