— А ты позвонишь мне, когда вернешься?
— Да, конечно. Пока.
Чтобы успеть на самолет, мне пришлось бежать.
В Неаполе я оказался в 10.30. Я снял на сутки номер в «Везувии», умылся и на такси доехал до суда.
Я удивился, обнаружив, что я — единственный свидетель. Гранди и Карлотти уже были там. Гранди окинул меня долгим мрачным взглядом и отвернулся. Карлотти кивнул, но не подошел.
Судебный следователь Джузеппе Малетти лысый, невысокий, с острым, похожим на клюв носом, избегал встречаться со мной взглядом. Он то и дело поглядывал в мою сторону, но в самый последний момент сосредоточивался на какой-то воображаемой точке над самой моей головой.
Меня пригласили опознать тело Хелен и объяснить, почему она оказалась в Сорренто.
Трех присутствовавших газетчиков явно тяготила эта процедура, и они еще больше помрачнели, когда я объяснил, что, насколько мне известно, Хелен сняла виллу, чтобы провести там каникулы. О том, что она сняла виллу на имя миссис Шеррард, не упоминалось.
Малетти, будто в растерянности, спросил меня, не кружилась ли у Хелен голова от высоты. Меня так и подмывало ответить утвердительно, но, перехватив в этот миг сардонический взгляд Гранди, я решил, что лучше сказать «не знаю». Задав еще несколько шаблонных вопросов, которые ни к чему не обязывали, Малетти сделал мне знак, что я могу уйти, и вызвал Карлотти.
Показания Карлотти оживили трех газетчиков и случайных зрителей, забредших, чтобы спрятаться на часок от жары. Он заявил, что не согласен с тем, будто смерть Хелен была случайной. Неаполитанская полиция ведет расследование, которое, вероятно, докажет, что Хелен была замешана в грязной игре. Он заявил, что их расследование будет закончено к следующему понедельнику, и хотел бы, чтобы судебное следствие отложили до означенного срока.
У Малетти был такой вид, как будто у него вдруг заболели зубы. Он сказал, что у лейтенанта, видимо, есть веские основания просить отсрочки, и Карлотти мягко сказал, что да, есть. После долгих колебаний Малетти даровал эту отсрочку и поспешно удалился, точно боялся, как бы кто-нибудь не оспорил правомочность подобного действия.
Три газетчика прижали в углу Карлотти, но он ничего им не сказал. Когда они направились к выходу, я преградил им дорогу.
— Помните меня? — улыбаясь, сказал я.
— Ничего не получится, на этот раз вы нам рот не заткнете, — сказал репортер, представлявший «L'Italia del Popolo». — Мы опубликуем эту новость.
— Публикуйте факты, но не мнения, — сказал я. — Не говорите потом, что я вас не предупреждал.
Они протолкались мимо меня и побежали к своим машинам.
— Синьор Досон…
Я обернулся. Это оказался Гранди. Его глаза грустно улыбались.
— Синьор Досон, я рассчитываю на вашу помощь. Мы ищем американца, который был в Сорренто в день, когда погибла синьорина. Мы нашли человека, который соответствует описанию, составленному по показаниям свидетелей, и устраиваем опознание подозреваемого. Вы с ним одного роста, так что не могли бы оказать нам любезность и принять участие в опознании.
Я почувствовал, как у меня внутри будто что-то оборвалось.
— Мне нужно отправить телеграмму…
— Это займет всего несколько минут, синьор, — сказал Гранди. — Идемте, пожалуйста, со мной.
Подошли, улыбаясь, двое полицейских в форме. Я пошел с Гранди.
Там уже выстроились в ряд несколько человек: двое американцев, один немец, остальные итальянцы, все разного роста и сложения. Оба американца были моего роста.
— Пустяки, это займет всего несколько секунд, — сказал Гранди с видом дантиста, который готовится вырвать коренной зуб.
Открылась какая-то дверь, вошел крепко сбитый итальянец. Он встал, озадаченно глядя на нашу шеренгу. Я не узнал его, но по истрепанному пальто и кожаным перчаткам с крагами, которые он держал в руке, догадался, что это водитель такси, тот, что в сумасшедшей спешке вез меня из Сорренто в Неаполь, чтобы я успел на римский поезд.
Наконец его глаза остановились на мне. Я почувствовал, что покрываюсь испариной. Он смотрел на меня секунды три, показавшиеся мне вечностью, потом повернулся и вышел, хлопая перчатками по ляжке.
Мне хотелось отереть лоб, но я не смел. Гранди не сводил с меня глаз и, когда я встретился с ним взглядом, кисло улыбнулся.
Вошел еще один итальянец. Его я сразу узнал: служитель камеры хранения на вокзале в Сорренто, куда я сдавал чемодан, прежде чем отправиться на виллу. Его глаза пробежали по шеренге, пока не остановились на мне. Мы посмотрели друг на друга, затем, взглянув на двух американцев, он вышел.