За все время крестин Саша Собинов проснулся лишь дважды: когда его окунули в купель и когда выносили из церкви. В первый раз он закатил крик, а во второй раз кряхтением, хныканьем и звучным чмоканьем потребовал еды. Настя забралась в машину и обнажив грудь, принялась кормить сына. Степанова глядела на нее и чувствовала, как ее собственная грудь тяжелеет. Словно это не Настя должна кормить ребенка, а она сама. Не выдержав, Марина отвернулась и вернулась в церковь. Долго стояла у иконы Георгия Победоносца, а затем поставила свечи за здравие и за упокой.
Крестины командир справлял дома. Мать Насти, тетя Дуся, пока они были в церкви, приготовила на стол. И теперь празднично одетая, сидела у окна и ждала. Чтоб не заглянул замполит, она заперлась в квартире. Едва машина подкатила к крыльцу, она выскочила из дома и приняла у дочери внучонка. Тихо прошептала:
— Святое дело сделали! Слава тебе Господи! Я Настёнка, все приготовила, тебе осталось на стол накрыть. Я ведь не так, как городские накрою. Тебе лучше знать, как и что!
Зять обнял ее за плечи:
— Мам, как бы накрыла, так и ладно! Пошли-ка в дом, да отметим событие…
На крыльце возник замполит и с самым непринужденным видом спросил:
— Куда это вы в такую рань ездили, Петр Леонидович?
Собинов на долю секунды растерялся от неожиданной встречи. А потом, как ни в чем не бывало, ответил:
— Да вот в город ездили, обновку для Насти и сына приглядывали. Хотел шубу хорошую купить — нету. На Сашку тоже ничего не подобрали. Зато кольцо Насте дорогое купил, вот полюбуйся!
Он спокойно вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее: внутри лежало золотое кольцо с изумрудом. По ошеломленному виду Насти, Марина поняла, что та о подарке ничего не знает. Собинов преспокойно взял руку жены и надел колечко на палец. Показал замполиту:
— Красиво, верно? А теперь решили отметить покупку, чтоб долго носилась и не терялась! Присоединяйся, если хочешь!
Варнавин встретился взглядом с Маринкой и слегка моргнул:
— С радостью. Только Лидии скажу…
Едва он скрылся, тетя Дуся перекрестилась:
— Господи, прости, согрешено! Вот аспид! Откуда только нарисовался? Крестины отпраздновать и то без него нельзя!
Собинов тихонько сказал теще:
— Мама, придется потерпеть и о крестинах ни слова! Иначе я могу до офицерской пенсии не доработать!
— Знаю, Петя! Настёнка предупредила! Лешку я у соседей в деревне оставила, чтоб не проболтался.
Варнавин прибыл через пару минут, успев за это время переодеться. Спокойно подошел к колыбельке спящего младенца и деланно ахнул:
— А эт-то что такое, Петр Леонидович?
Подполковник подскочил к спящему ребенку и похолодел: на шейке сынишки висел медный крестик из церкви. Собинов закрутил головой, пытаясь быстро что-то придумать и тут увидел глаза замполита. Варнавин беззвучно хохотал. Командир развел руками и тоже рассмеялся.
На свадьбе у Павла и Кати Малых Марина побывала лишь в первый день. Поздравила молодых, просидела еще часа два и незаметно исчезла. Эта свадьба напомнила ее собственную. Степанова долго бродила за околицей. Дошла до дуба и уткнувшись в бугристую кору лицом беззвучно заплакала.
Две недели пробежали быстро. Она помогла родителям убрать картошку, морковь и свеклу. Охотилась и ходила в лес за грибами каждый день. Приносила по утке или по две. В день отъезда Петр Леонидович снова выделил ей машину. На этот раз проводы обошлись без слез. Родители, похоже, поверили в то, что она работает в Москве и успокоились.
Поездом Марина вернулась в Москву. Оставив часть вещей в выделенной ей комнатке, на следующий день самолетом, она вылетела в Каунас. Родителям Саши она ни слова не сообщила о своем приезде. За все время со дня отправки сына в Афганистан, они не написали ей ни одной строчки. Не выразили соболезнования по поводу смерти внука и Степанова даже предполагала, что они забыли о ее существовании. Она решила не тревожить их своим появлением и найти могилу мужа самостоятельно. Вот для чего ей понадобилась неделя.
Заранее, с помощью полковника Бредина, забронировала себе место в гостинице “Прибалтийская”. Горчаков отвез ее на самолет и уже перед посадкой протянул карту Каунаса, где кружком было отмечено кладбище. Посмотрел женщине в глаза и кивнул:
— Я разузнал, где похоронили твоего мужа. Там сама разберешься…
— Спасибо, Леонид Григорьевич.
Чистенькое ухоженное кладбище вовсе не напоминало российское. Каждая могила находилась на равном расстоянии друг от друга. Никакой крапивы и бурьяна, все ухожено и подстрижено. Кладбищенский сторож на ломаном русском языке объяснил ей, как пройти к могиле мужа. Могила Саши ничем не отличалась от остальных. Такая же западная педантичность. Лишь на памятнике русские буквы и надпись: “Погиб при исполнении интернационального долга в республике Афганистан”. Марина достала из сумочки два пакетика с землей и аккуратно рассыпала ее по всему квадрату. Присела рядом на скамеечку и тихо заговорила, глядя на фотографию:
— Я привезла тебе землю с того места, где ты погиб. И еще землю оттуда, где мы были счастливы. Прости, что не уберегла нашего сына. Я верю, что сейчас вы вместе. Я люблю вас обоих, но видимо у каждого свой путь…
Она сидела на скамеечке больше часа, мысленно рассказывая ему о себе. Потом встала и не спеша направилась в город.
В течение пяти суток она каждый день бывала на могиле мужа. Приносила цветы и плакала. Кладбищенский сторож смотрел на юную женщину в черном и сочувственно вздыхал, еще в первый день заметив на правой руке русской обручальное кольцо. Он видел заплаканные зеленые глаза каждый день и лишь в последний день решился подойти. Старик осторожно тронул за плечо и когда она обернулась, грустно улыбнувшись, сказал со своим чудовищным акцентом:
— Не надо плакать. Наша жизнь такова, что без смерти не обойтись. Все мы когда-нибудь там будем. Он у вас погиб, но вы обязательно встретитесь на небесах и будете счастливы. Не надо плакать. От ваших слез ему там плохо. Раз вы его помните, он всегда с вами.
Маринка посмотрела в морщинистое лицо и прошептала, глотая слезы:
— Я больше не буду плакать. Спасибо вам за сочувствие.
Старик протянул руку. Помог встать со скамейки. Молча довел до ворот и повторил:
— Он всегда с вами, пока вы помните!
Развернулся. Не спеша удалился в сторожку. Марина стерла слезы с лица и вышла с территории кладбища. Вечером она вылетела в Москву, чтобы получить новое задание.
Глава 8
Маринкино фарси звучало чудовищно, но вполне понятно. Афганец обмер, когда за спиной раздался хриплый голос:
— Тронешь его и будешь иметь дело со мной! Быть может я не самый сильный противник для тебя, но самый цепкий, уверен! А я из тебя кровавый кусок мяса сделаю. Убери нож и медленно обернись. Твоя смерть глядит на тебя.
Бородатый громила в чалме послушался. Медленно опустил занесенный над солдатом нож и еле шевеля головой обернулся: рядом стоял невысокий крепыш в камуфляже со странным маленьким автоматом в руках. Таких Хафиз еще не видывал. Он решил захватить незнакомое оружие и бросился на парня, тот показался ему слабым противником. Удар в лицо прикладом в один миг швырнул его на землю. Второй удар проломил череп. Словно бревно моджахед упал на камни. Кровь впитывалась в намотанную чалму, ставшую от пыли и грязи серо-коричневой, хотя была когда-то белоснежной.
Смуглый парень с закрытыми глазами продолжал лежать на камне, не подавая признаков жизни. На его плечах были лычки сержанта. Красивое лицо побледнело из-за ранения в левый бок. Куртка пропиталась кровью. Степанова пару секунд изучала лицо. Выдернула из сумки пару ватно-марлевых подушечек и сразу три широких бинта. Задрав одежду вверх, принялась туго перевязывать, чтобы прекратилось кровотечение. Он застонал и открыл мутные глаза. Степанова быстро прикрыла ему рот, чтоб не закричал от испуга. Прошептала: