находила подтверждение возникшей у меня догадке.
Определенность дает измученной душе некоторое облегчение, и хотя
временами меня страшила мысль о том, что моя милая девочка может стать
жертвой коварства и грубой силы, когда вкрадчивая мягкость окажется
бессильна перед ее добродетелью, гораздо чаще я льстила себя надеждой, что
она не может внушить страсть столь недостойную и грубую, и знала, что
никакие соблазны не властны над ее душой. С той минуты, как я вновь
осмелилась надеяться, я вернулась к своим планам побега. Правда, теперь я была
лишена возможности выходить из своих покоев, но в беде мы становимся
изобретательны: я заранее знала те дни, когда за дверью стоял на посту
сострадательный часовой, более того — мне часто казалось, что я слышу, как он
подходит к дверям, привлеченный моими вздохами и стонами. Записка, еще
прежде мною приготовленная, оставалась у меня. Я нашила ее на длинную, тонкую
пластину китового уса и в день его дежурства, в такое время, когда, по моим
расчетам, никого иного поблизости не было, осторожно подсунула ее под обе
двери и тихонько постучала по своей. Сладостная надежда затеплилась в
моем сердце, когда я почувствовала, как записку потянули из моей руки. Весь
томительный день прошел в тщетном ожидании ответа, и я начала
подозревать, что о моих попытках было доложено Дэнлопу, но, не заметив никаких
изменений в выражении его лица, я успокоилась и заключила, что солдат не
умеет писать, а может быть даже и читать, и тогда пройдет не менее недели,
прежде чем я узнаю о его решении. По истечении этого срока предположение
мое оправдалось. Трудно передать мою радость, когда я наконец увидела
записку, доставленную в мою одинокую комнату тем же способом, которым так
удачно воспользовалась я сама. Долго я вглядывалась в неразборчивые
каракули: «Я жалею вас, леди, от всего сердца, но не знаю, как помочь вам. Это
правда — вы богаты, а я очень беден, но к вам никак не попасть. Если вы
можете придумать способ, я готов помочь».
О Боже! С какой благодарностью устремила я взор к Тебе, так странно
вновь открывшему мне связь с миром, от которого я была несправедливо
отторгнута! В такие минуты все представляется возможным: мысленно я уже
видела распахнутые ворота тюрьмы, дочь в моих объятиях, своего честного
помощника, щедро вознагражденного богатством и нашими
благословениями. Благоразумно приготовив заранее вторую записку, я переправила ее тем
же способом: «Достойный солдат, в безопасности ли моя дочь и все ли еще в
замке? Если так, оторви все слова, кроме слова "ДА", и душа моя будет
всегда благословлять тебя». С какой чистой радостью получила я в ответ
драгоценное короткое слово!
Приготовление следующей записки, излагающей весь мой план, было
долгой работой — и с каким тревожным сердцем приступила я к ней! Выразить
суть дела в немногих словах, сделав ее понятной для простого ума, — было
задачей нелегкой. Наконец я осуществила ее следующим образом:
«Великодушный друг, сговорись с тем, кто стоит на карауле у двери моей
дочери, когда ты стоишь у моей, и я поделю между вами драгоценности,
которые имею, из которых ты видел лишь самую малую. Заметь форму ключей у
Дэнлопа и купи много похожих на них, но разной величины, чтобы из них
выбрать подходящие. Также добудь два солдатских плаща, чтобы мы могли
миновать ворота без помех. Если сумеешь раздобыть нужные на это деньги,
потрать их безбоязненно: я сделаю тебя богатым, как только двери наши будут
открыты. Дай мне соединиться с дочерью, проводи нас к воротам — и мы обе
будем молить Всемогущего благословить то богатство, которое с радостью
оставим в твоих руках».
Отправив эту записку, я стала ждать решающего часа в тревожном
нетерпении и едва решалась поднять глаза на Дэнлопа из опасения, что он прочтет
в них нечто такое, что возбудит его подозрения.
Что будет со мной и дочерью, когда мы покинем замок, я пока решить не
могла, но утешала себя надеждой на то, что у нас будет преимущество в
несколько часов перед нашими преследователями и мы успеем добраться до
Лондона, где будет нелегко задержать тех, кто был заточен без суда и
следствия. Однако у меня возникло еще одно, не менее серьезное опасение. Что,
если солдаты окажутся нечестными? Вознаграждение, которое они получат,