тайного убежища, уединенного и мрачного, но — хотя и на короткое время — счастливого.
Но прежде всего сходство заключается в изображении исторических событий как
следствия любовных радостей и невзгод героев. Эта характерная особенность французских
романов середины XVIII в. («Уорбек» Бакуляра д'Арно, «Английский философ, или
История г-на Кливленда, побочного сына Кромвеля, им самим написанная» Антуана Прево)
оказала заметное влияние на Софию Ли, прекрасно владевшую французским языком, о
чем свидетельствуют ее переводы, и хорошо знакомую с современной ей французской
литературой.
Сумрачный готический колорит романа «Убежище» восходит к традиции, начатой
произведениями Горация Уолпола и Клары Рив. Изображение исторических событий
(какова бы ни была степень его достоверности и точности), призванное служить усилению
драматизма любовных коллизий, несет на себе следы влияния французских романистов
второй половины XVin в. Но пристальное внимание к жизни человеческого сердца, к
оттенкам чувств и глубинным мотивам поступков, склонность рассматривать характеры и
события более чем с одной точки зрения — все это сближает творчество Софии Ли с
романами Самуэля Ричардсона. Близка к ричардсоновским эпистолярным романам и сама
форма повествования: история двух тайнорожденных дочерей Марии Стюарт рассказана
одной из них, Матильдой, в записках, которые она по просьбе своей молодой подруги,
Аделаиды Мари де Монморанс, пишет на пороге приближающейся смерти. В
воспоминания Матильды включены (составляя более трети романа) записки ее сестры Эллинор
вместе с письмами Эллинор к своей подруге и поверенной, леди Пемброк, которая, дополнив
их некоторыми пояснениями и комментариями, передает Матильде, вернувшейся в
Англию после долгих лет отсутствия. Таким образом, не только выстраивается параллельное
повествование о том, как сложились судьбы разлученных силою обстоятельств сестер, не
только события — неведомые или непонятные в рассказе одной — описываются и
объясняются в рассказе другой, но и выявляется пристрастность и небесспорность их суждений об
участниках этих событий.
Лорд Лейстер, в котором Матильда видит воплощение мужества, благородства,
великодушия и самоотверженности, в записках Эллинор предстает как честолюбец и эгоист,
«безудержный в своих замыслах, нерешительный и коварный в поступках, тиранический
в достижении своих целей». Дополнение же леди Пемброк к этим запискам позволяет
различить в характере возлюбленного Эллинор, графа Эссекса, свойства, оставшиеся
неизвестными самой Эллинор и приведшие его к трагическому концу: роковыми для него
становятся не столько гордость и благородная доверчивость, сколько честолюбие и
легковерие, порожденное тщеславием и самомнением. Прием параллельных повествований от
первого лица, имеющих сюжетные точки соприкосновения, способствует, как и в
эпистолярных романах Ричардсона, более разносторонней оценке описываемых событий, более
глубокому проникновению в мотивы поступков персонажей, а образы самих персонажей
лишает одномерности, свойственной готическому роману.
Влиянию Ричардсона в значительной степени обязана София Ли и откровенной дидак-
тичностью своего произведения.
Как известно, замысел первого романа Ричардсона «Памела, или Вознагражденная
добродетель. Ряд частных писем молодой особы к ее родителям, публикуемых с целью
укрепления принципов добродетели в умах представителей обоего пола» возник у писателя при
составлении заказанного ему книготорговцами Письмовника, которому не только
надлежало дать образцы писем на разные случаи для людей малограмотных, но и наставить
их в том, «как мыслить и действовать справедливо и осмотрительно в общеизвестных
Обстоятельствах Человеческой жизни». Из несостоявшегося Письмовника родился роман о
молодой служанке, чья несокрушимая добродетель восторжествовала над недостойными
домогательствами ее господина. Не подвергая сомнению незыблемость социальных основ
общества, Ричардсон стремился к исправлению его нравов — и тем самым к достижению
справедливости, при которой благочестивая скромность и бескомпромиссная
добродетельность одних может успешно противостоять произволу и безответственности других.
Воздействие Самуэля Ричардсона на последующую литературу было широко,