— Прекрати, — обессилено, устав от борьбы, где он вечно проигравший, просит Мин. — Пожалуйста, прекрати.
Юнги, к своему стыду, сдерживаться больше не может и плачет, уткнувшись лицом в дверь. Обидно, унизительно, больно — все чувства смешались, и внутри омеги какой-то отвратительный коктейль, в самой дешевой забегаловке на окраине города подают и то получше.
— Ну вот, так всегда, — недовольно тянет Чонгук и убирает пистолет. Заботливо тянет наверх джинсы парня и разворачивает того лицом к себе. — Сперва такой смелый, рискованный, а чуть что, разрыдался, — продолжает издеваться альфа.
— Я не плачу, — Мин утирает рукавом дорожки на лице и смотрит с вызовом на альфу. — Ты больной извращенец. У самого не стоит, ты игрушками балуешься, — шипит Мин, надеется отомстить хоть словами, коль силы не хватает.
— Нет, куколка, просто ты не совсем в моем вкусе, — лжет Чонгук. Еще как в его вкусе, но трахать приговоренного к смерти Чон не будет. Слишком большая честь, и вообще альфа не подбирает остатки, вот и блядь Сэмуэля ему нахуй не сдалась. И плевать, что Чонгук хочет послушать, как этот омега стонет, что он еле сдержался, чтобы не заменить свои пальцы членом. Эту блядь хочется выебать до искр перед глазами, натянуть на свой член до упора и вертеть, чтобы хрипел, задыхался и просил еще. Но нет. Это слишком. Для Чонгука точно. Сука, даже поцеловать себя не дал. Не то чтобы Чонгук любил целоваться, скорее наоборот — терпеть не может. Но эти малиновые губы хочется сминать, рвать и кусать. Очень хочется. Чонгуку приходится отвести взгляд, чтобы унять возбуждение. Альфе и смешно, и нет: так его не вставляло от самой дорогой проститутки страны.
— За тобой должок. На сегодняшний день это довольно крупная сумма. Вот я и думаю, как тебе его вернуть, — говорит Чонгук и идет к столу. Отойти на расстояние кажется выходом из этой странной ситуации. Будто от омеги тянутся невидимые нити, и с каждым шагом Чонгук их рвет. Спасается бегством. Мальчишка словно Марианская впадина — альфа в нее падать не готов, но секунду назад стоял на самом краю.
Юнги отлипает от двери и, прикрыв глаза, прислоняется к стене в надежде, что скоро разукрасит ее своими мозгами, и об этом ужасном вечере вспоминать не придется. Чонгук с кем-то говорит по телефону, отбрасывает мобильник на диван и снова идет к парню.
— У меня ничего нет. Абсолютно ничего. Так что можешь уже стрелять, — Юнги даже глаз не открывает, он чувствует, что Чонгук стоит рядом, чувствует, как горит лицо под его пристальным взглядом.
— Отработаешь, — слышит Мин и распахивает веки. Юнги не успевает задать вопрос, как в комнату вваливаются уже знакомые ему амбалы. Омега, не понимая, смотрит на парней и на Чонгука.
— Хочу порадовать Совет и всех будущих крыс, как ты. Тебе отведена большая роль. Ты, считай, будешь примером для всех тех, кто когда-то посмеет хоть пикнуть что-то про мои действия, без разницы насколько они легальны или нелегальны. Я покажу этому городу, что бывает, когда кто-то тешит свое эго и решает, что может бросить мне вызов. Точнее, ты покажешь. Но это не самое главное. Эти старые извращенцы любят наведываться к Сюзи, а он позаботится о том, что под них будут подкладывать именно тебя. Я уже от одной этой мысли тащусь. Хочу видеть рожу Джина, когда того, кого они якобы защищали, они найдут в борделе, — скалится Чонгук и следит за, кажется, все еще ничего не понимающим омегой.
— Передашь Сюзи, — Чон обращается к одному из альф. — Пусть выставляет его как последнюю категорию. Самым ебнутым клиентам, извращенцам, групповуха, похуй. Пусть отрываются. Жаль, что у меня элитный бордель, и я не могу сам назначить тебе цену. Я бы повесил на эту очаровательную шею ярлык — два доллара. Думаешь, много? — оборачивается Чон к татуированному альфе. — Тоже так думаю.
И Юнги все понимает. С застывшей на лице маской ужаса смотрит на альфу и несколько секунд произнести ничего не может — слова застревают в горле.
— Ты… Ты психопат, — выдыхает Мин. — Ты больной.
Чонгук не реагирует, идет к дивану и берет свой пиджак. Юнги понимает, что это не угроза и не шутка, альфа и вправду собирается отдать его в бордель. Отчаянье накрывает с головой. То, от чего всю жизнь бегал Юнги внезапно настигло его. Оглушило тупым ударом в затылок, и кажется, вывернуло позвоночник. «Шлюха», как шлейф, ползло за Юнги все эти годы, и теперь эти пять букв будут выбиты у него на лбу. Чонгук сделает то, о чем утверждал отец, он опустит его на самое дно. Измажет чужими телами и запахами и выжжет ненавистное «шлюха» прямо на лице. Паника подкатывает к горлу, немой крик раздирает глотку, Юнги никогда не играл, но сегодня он проиграл. Проиграл не Чон Чонгуку, а судьбе. Она пришла сегодня за своим. «От крови не уйти», повторял отец, и сейчас эти слова опутывают Мина тонкими капроновыми нитями, впиваются в плоть и уже рассекают кожу.
Юнги собирает последние силы, несмотря на саднящую боль, срывается к Чонгуку, но его перехватывает высокий альфа с татуированной шеей и удерживает на месте.
— Пожалуйста, — Юнги сползает вниз, стоит альфе немного ослабить захват. Падает на колени и смотрит так, что Чонгук бы пожалел, жаль, его самого никогда не жалели, и об этом чувстве он знает только понаслышке.
— Что угодно. Все, что захочешь, только не бордель. Умоляю, — Юнги еле успевает утирать катящиеся без остановки слезы и готов даже, как пес, вцепиться в ногу Чонгука. Лишь бы тот сжалился. Альфа спокойно поправляет воротник рубашки, старается не смотреть на размазанного по полу омегу и думает лишь о том, как бы уйти. Из собственного кабинета, из своего же офиса, лишь бы не слышать его голос и не видеть эти напуганные глаза.
Чонгук его не убил, не отрезал конечности, как он любит делать со своими жертвами, он фактически его помиловал — отдал в бордель. Тогда почему этот омега будто умирает сейчас, почему он так отчаянно ползает по полу и просит его туда не отправлять. Альфа не понимает, но решение не меняет — это не в его правилах.
— Лучше убей, — скулит омега дрожащими губами и пытается вырваться из рук, тащащего его к двери второго альфы. «Шлюха» мигает красной неоновой вывеской в голове, впивается колючими шипами в мозг, и Юнги продолжает выворачиваться. Цепляется ногами о ковер, кричит, но его не видят и не слышат. Его будто стерли за секунду из этой комнаты. Чонгук решил, что разговор окончен, и Юнги может прямо сейчас собственноручно разорвать себя на части, альфа не отреагирует.
— Я не шлюха, — уже тихо, словно на большее его уже не хватит, шепчет Мин и продолжает повторять эти три слова одними губами, пока альфа выводит его за дверь, полностью отрезая от того, кто мог бы изменить приговор.
***
— Я позвал уборщиков, думал, кровь придется отмывать, но вы меня удивили, — Риз пристально смотрит на босса и пытается понять, что все-таки произошло в кабинете с того момента, как сюда приволокли рыжего паренька.
— У меня другой план, хочу сделать больнее и не только ему, а потом убью, — спокойно говорит Чон и убирает пистолет за пояс.
— Мне кажется, вам не придется, у паренька будто травма какая-то, он сам на себя руки наложит, — задумчиво произносит Риз.
— Нельзя этого допустить, иначе это не месть даже, — резче, чем хотелось бы, говорит Чон. — Мне надо поговорить с Сюзи, чтобы за ним пристально следили. А сейчас мне надо развлечься, я буду в Wings (клуб, принадлежащий Ким Техену).
Чонгук идет на выход, а Риз отправляется в последний раз проверить этаж.
***
Уже выезжая из подземной парковки, Чон думает, что что-то сегодня пошло не так. Что-то он упустил. Какая-то важная деталь ускользнула, и Чонгук роется в себе, ищет, но понять пока не может.
Почему с этим омегой вечно так. Чонгук победил Совет, добился своего, поставил омегу на колени и заставил его пожалеть о том, что тот родился, но где, блять, удовлетворение. Где эта приятная истома, наполняющая тело после каждой победы. Почему так хуево, а под грудной клеткой скребутся когтистые лапы. От злости альфа несколько раз бьет по рулю ни в чем не повинного автомобиля и сильнее давит на газ.