— Покажите его, — дрожащими губами произносит омега. Проглатывает застрявший в горле ком и всё еще надеется, что под покрывалом Чонгука нет. Обещает высшим силам свою жизнь взамен, молит, упрашивает, торгуется. Убеждает себя, что ад сейчас закончится, что под простынёй кто угодно, но точно не его альфа.
Работник морга, тяжело вздохнув, откидывает простынь, обнажая лицо, и Юнги заканчивается, как человек. Впивается ногтями в своё запястье, раздирает его до крови и скулит, как побитый щенок. Всматривается в любимые черты, которые еще вчера целовал, хрипит надрывно, нагибается ближе, хочет поймать его дыханье, но альфа не дышит. Он такой же красивый, бледный просто и не двигается, но такой же. Юнги зарывается окровавленной ладонью в смоляные волосы, касается губами холодного лба.
— Чонгук.
И столько боли в этом «Чонгук», что даже воздух вокруг от нее трескается, она ширится, касается ледяными пальцами всех в комнате, приходится выйти, ну или отвернуться. Юнги весь ею пропитан. Он распадается на сотни кусков без шанса всё это как-то соединить. Задушено воет и повторяет без остановки его имя. С таким Мин никогда не встречался, эта боль другая, она настолько огромна, настолько чудовищна — она топит, вдавливает в землю, она рвет когтями изнутри, крошит кости. Юнги ее не вынести, ему не справиться, он и не хочет. Пусть она погребёт его, пусть унесёт туда же, где его альфа, пусть заберет отсюда.
Юнги не сможет. Он не человек больше, он сгорел в этой боли, он уничтожен, раздавлен ею, обесточен. Юнги потерял всё. Ему против нее не выстоять, в этой битве не победить и Юнги сдаётся, кладет голову на грудь альфы и молит его встать. Просит не оставлять. Как теперь Юнги будет спать в холодной постели, как он сможет заснуть не в его родных объятиях, как он вообще теперь должен жить выпотрошенным… Чонгук не двигается. Юнги захлёбывается в слезах, обещает быть послушным, не перечить, обещает не злить и не спорить. Чонгук не двигается. Омега кричит, отбивается от подбежавших людей, держится за Чонгука, воет и всё просит вернуть его, у кого непонятно, требует забрать его жизнь, потому что она ему без него не нужна. И вновь темнота.
***
На похоронах Юнги не соображает. Он, как статуя, стоит рядом с могилой, в которую опустили альфу и молчит. Не плачет, не воет, ничего. Смотрит, как гроб покрывают землей, не слушает соболезнования, никого не видит, просто стоит. Опускается на колени рядом и одними губами раз пятьсот повторяет «Чонгук-и».
Сломленного омегу оставляют одного, даже охрана отходит назад. У Юнги боль какая-то тяжелая, осязаемая, она накрывает всех в радиусе нескольких миль, от нее никому не дышится. Нависает сверху куполом, заставляет бежать подальше, лишь бы скрыться, такое человеку не вынести. Как она его самого не разорвала — Мин не понимает, никто не понимает.
***
Весь февраль Юнги сидит в своей комнате и смотрит из окна на то, как землю накрывает белым покрывалом. Ровно таким же, каким был укрыт Чонгук в то проклятое утро. Юнги почти не ест, не пьёт, питается успокоительными и смиренно ждёт, когда горе окончательно утопит его с головой. Когда уже организм прекратит цепляться за жизнь и окончательно сдастся. К ребёнку омега не подходит, с ним возятся няньки, делами Чонгука занимается один из его помощников. Юнги ничем и никем не интересуется. Один раз к нему приходит Хосок, но Юнги приказывает его не впускать, видеть никого не хочется.
После похорон на могиле Мин был только один раз, но тот раз закончился очередной истерикой, потому что омега не смог смириться с тем, что теперь его от альфы отделяет чёрная могильная плита. Юнги уводили оттуда в бессознательном состоянии.
Риза похоронили рядом с Чонгуком, справа. Риз, как и был правой рукой Чона, так им и остался даже после смерти. До того, как подойти к Чону, Юнги долго кричал около могилы Риза, всё пытаясь получить ответ на вопрос, почему он не защитил его альфу.
***
Март Мин начинает очередным походом на кладбище. Он обкладывает обе могилы цветами, долго сидит рядом с Чонгуком и думает. Боль никуда не ушла и не притупилась даже, она всё там же внутри сидит и бьётся, как живой организм. Юнги садится на корточки рядом с могилой, обхватывает руками колени и впервые за долгое время запихивает боль куда-то глубоко и концентрируется на тишине вокруг. Вспоминает улыбку альфы, его голос, его потрясающий запах, рассказывает ему, как тяжело ему одному, и Чонгук отвечает. Юнги знает, что это бредни его воспалившегося сознания, но слушает, вслушивается в каждое слово и даже отвечает альфе.
В то утро в пентхаус омега возвращается совсем другим человеком. Даже прислуга удивляется, заметив, что вернувшийся с кладбища господин даже не заплакан.
— Малыш в вашей спальне, но я сейчас заберу его, — говорит бета, присматривающий за ребёнком, и поворачивается в сторону двери.
— Чонгук.
— Простите, — мужчина недоумевая, поворачивается к Мину.
— Его зовут Чонгук.
Юнги идёт в спальню, оставив ошарашенного бету в гостиной. Ребёнок лежит на постели и играет с погремушкой. Мин садится рядом, берёт его на руки и прижимает к груди.
— Чонгук-и, — шепчет омега и слезы обжигают бледное лицо.
Малыш затихает в руках папы, словно понимает, как тому тяжело, и продолжает молча смотреть огромными глазами на его лицо. Больше Юнги ребёнка от себя не отпускает — сам кормит и сам укладывает.
Мин только сейчас узнаёт, что той роковой ночью у Чимина помутнел рассудок. Омега не смог принять потерю брата, и его разум, как защита, заблокировался. Чимин проходит курс лечения в специальной больнице, и за два месяца, что он там находится, особых успехов врачам добиться не удалось. Юнги в душе ему завидует — ведь Чимин закрылся и эту чудовищную боль с каждым утром по новой не переживает. Чимин просто не принял информацию, забаррикадировался внутри и вот уже второй месяц без остановки спрашивает у всех, где Чонгук и когда придет.
С Хосоком Юнги видится через три дня и у могилы Чонгука. Разговор оказался коротким, и больше Хоуп попыток подойти к Мину не предпринимал.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Мин и начинает раскладывать цветы на обеих могилах.
— Ты меня к себе не подпускаешь, вот я и приезжаю сюда уже столько дней в надежде хоть здесь тебя увидеть, — треснуто говорит Хоуп.
Юнги изменился, и это не удивительно. Смерть Чонгука оставила глубокий след не только в душе Мина, но и огромный опечаток на его лице. Глаза у Юнги пустые-пустые, ни на чём не цепляющиеся, от старого Мина в новом ничего не осталось.
— Техен был тяжело ранен, первые недели я сидел у его постели, думал, не выживет. Он пробыл десять дней в реанимации, и я не мог приехать сразу же, но как только его перевели, я приехал к тебе. Юнги, я хочу быть рядом, хочу помочь тебе, — говорит Хоуп и делает шаг к омеге.
— Не надо, — Мин присаживается на корточки рядом с могилой и улыбается ей. Будто, он говорит уже с Чонгуком, и Хоупа здесь нет.
— Юнги, пожалуйста, не отталкивай меня.
— Уходи, — Мин поднимает взгляд на омегу. — Мне не нужно сочувствие и поддержка. Мне ничего не нужно. Я не виню тебя ни в чём, но мне и вправду больше никто не нужен.
— Ты делаешь мне больно.
— Что ты знаешь о боли? Просто уходи. Пожалуйста.
Юнги возвращается в Royal Group и сразу поднимается в кабинет Чонгука. Мин заказывает кофе и объявляет срочное собрание всех главных людей Чонгука. Именно тогда Юнги впервые узнаёт, что пока он бился в агонии, его люди смогли предотвратить два покушения на него самого и сына. Юнги понимает, что он сам может и не хочет жить, но он никому не позволит тронуть его ребёнка, память о его альфе.