Желчность, с которой эти слова были произнесены, давала основание предположить, что они относились к лицам, перпендикулярным блондину-паганисту. Очевидно, не схожие с ним и должны составлять тот класс, который здесь более всего нужен.
§ 4
Наблюдения мои были прерваны самым неожиданным манером: паганист подошел ко мне и похлопал по плечу. Оглянувшись, я увидел, что ботаника рядом не было. Вероятно, он отправился в гостиницу.
Несколько минут белокурый господин молчал, разглядывая меня.
– Эй, – выдал он наконец. – Вы меня что, не слушали?
– Нет, – откровенно признался я.
Он уставился на меня в изумлении. Вспомнить, с чем он ко мне обращался, потребовало от него некоторых усилий – после такого-то откровения.
– Ваш друг сейчас рассказал мне, несмотря на то что я ежеминутно прерывал его рассказ, самую невероятную историю, – начал он.
– Он что, и с вами говорил про ту женщину? – У меня невольно вырвался вздох.
– О мужчине и женщине, которые не приемлют друг друга, но не могут разойтись.
– Вот оно что. Ясно…
– Но ведь это же глупо.
– Конечно.
– Почему они не могут разойтись? Что связывает их? Это нелепо, это смешно. Я…
– Вы правы.
– Он непременно хотел поделиться этим со мной.
– Об этом он талдычит всегда и всем.
Тут белокурый человек перебил меня.
– Что он?.. – он несколько поколебался. – Он не сумасшедший?
– Такими сумасшедшими полон весь мир, – заметил я после некоторой паузы.
Удивление, проступившее на лице блондина, усилилось стократ.
– Голова моя садовая! – воскликнул он, проводя пятерней по роскошной шевелюре. – И что, значит, правда, что вы появились здесь внезапно, на склоне горы?.. Я думал, вы шутите…
Я повернулся к нему во внезапном приступе серьезности. По крайней мере, я хотел, чтобы мои манеры были серьезными, но ему они вполне могли показаться дикими.
– Вы большой оригинал, не такой, как все, – сказал я. – Не тревожьтесь понапрасну и постарайтесь понять. Мы и не думали шутить.
– Но… как же?
– Ну да, мы явились из мира, стоящего ниже вашего. Наш мир похож на ваш, разве что похуже будет.
– Да быть такого не может.
– Увы, практика утверждает обратное. Наш мир, например, лишен всякого понятия об единстве.
– Более разрозненного мира, чем этот, я не могу себе представить.
– Мир без всякого порядка, благоустройства…
– Что может быть хуже того, что есть здесь? Да ничего.
– Вы так думаете? Нет предела несовершенству. У нас, знаете ли… хотите узнать?
Он кивнул, но без особого энтузиазма – и без былого расположения.
– В нашем мире люди умирают с голоду; они мрут тысячами от болезней и нужды, мрут бесполезно и мучительно. Мужчины и женщины прикованы друг к другу, и их совместная жизнь превращается в ад. Дети рождаются на свет в муках и растут среди жестоких и глупых воспитателей. Резня, называемая у нас на Земле войной – отдельная песня. Право, мне иногда кажется, что всеми нами управляет какое-то беспредельное дикое безумие. Вам, жителю этого благоустроенного мира, такое не понять.
– Но… – Очевидно, мой собеседник собирался произнести длинную речь о недостатках Утопии, но я перебил его.
– Когда при мне вы браните этот чудный, полный надежд мир, когда я вижу, что вы задерживаете его развитие и нарушаете его законы, слышу, как вы насмехаетесь над наукой и порядком, над людьми, работающими над распространением науки – того, в чем заключается спасение, то спасение, о котором столетиями уже слезно молит наша бедная Земля…
– Вы, думаю, хотите одурачить меня, говоря, что явились из другого мира, где царят другие, худшие порядки, – заявил он.
– Уверяю вас…
– И вы собираетесь рассказывать мне о них, вместо того чтобы выслушать меня?
– Именно.
– Глупости! – воскликнул он. – Вам не удастся этого сделать. Могу вас заверить, безумие в этом мире дошло до крайних пределов. Вы вместе со своим приятелем, который мне только что рассказывал о своей любви к даме, неизвестно зачем связанной какими-то тайными узами с господином, которого она не терпит, – просто-напросто выдумщики. Разве возможно, чтобы были на свете люди, которые могли бы устраивать такие глупости? Это, уж извините, слишком смешно. И с чего это он начал рассказывать мне все эти нелепости? Мы говорили, то есть я говорил, вначале о бесполезности закона о браке, о свободной и естественной жизни, и вдруг его… этого вашего странного приятеля точно прорвало… – Он остановился, чтобы перевести дух. – Нет, нет, никогда не поверю… Это невозможно. Это какая-то гадкая выдумка, разве жизнь может быть похожа на детскую страшилку?.. – Блондин развел руками, окинул меня недоверчивым взглядом и, заметив выходящего из гостиницы ботаника, быстро отошел в сторону, видимо, избегая его.