Совместными усилиями это всё же удалось сделать, притом не нарушив конструкции груды.
— Ты знаешь, Оксан, — замялся Коган, силившийся продолжить, но реплика грозилась оборваться всё же именно на «Оксан» и не словом далее.
Как сердцу открыть свои тайны другому? Можно ли, до конца их самому не сознавая, самому не видя их дна, в полноте всей представить словами, когда нет и не было слов, к тому способных, могущих отразить без утраты для смысла каждое движение такого загадочного предмета, как душа человеческая?
— Я люблю тебя, — прошептал Леонид и повторил снова и громче: — Я люблю тебя.
И всё прекрасное, что есть в пении птиц, вся тоска, что просыпается при виде печальных осенних клёнов, звучала в этих словах!
Приблизившись к милому лицу, где каждая чёрточка так знакома, Коган опустил одну руку на её волосы, а другой приобнял. Поцелуй выбил из‑под него землю, да и сама Оксана, предав себя власти томного чувства, парила будто бы в небесах.
Стихи, писанные накануне, позабылись в пылу минуты. Да и если бы всё выходило, как мы планируем, была бы тогда сама жизнь интересна?
Сладостное мгновение завершилось так же внезапно, как оно и началось. Оксана, придя понемногу в себя, поправила смятую блузку и отстранилась. Леонид потерялся, не зная, как ему себя повести. Каждый из них сейчас хотел быть в тысяче километров от этого места, ставшего сценой безудержной юной страсти.
— Я не могу быть вместе с тобой, — проронила наконец девушка. Даже в том малом пятнышке света, занимаемом ими в тесноте комнаты, было заметно сожаление, с каким она смотрела тогда на Когана. — Мои чувства и мысли полны другим и принадлежат ему.
— Кто он? — Леонид, поборовший свой ступор, определился с направлением действий. Давить на Оксану до тех пор, пока не найдётся уязвимое место в выстроенной стене обороны.
— Не могу назвать имени, — ответила она уклончиво, — использовала, одним словом, любимейшую женскую уловку — при заданном в лоб вопросе начинать увиливать и выскальзывать из узких заданных рамок, когда предполагается дать такое же ясное объяснение.
И сколь бы ни был многоопытен Коган в обольщении и так к нему расположенных девушек, задача покорить холодное сердце, когда не отдаёшь отчёта даже в своём поведении, показалась ему сложнее подъёма на Эверест.
В первом случае только и надобно было, что протянуть вовремя руки и взять очередную поклонницу, а здесь ситуация требовала нетривиальных решений.
Сходным образом, верно, себя чувствует рыболов, на чей крючок попалась настолько большая рыба, что потяни он на себя леску, то перевернёт лодку, сам оказавшись в воде. Бросать удочку вовсе? Тут следовало иметь ледяную голову и надлежащее количество опыта, чтобы верно определиться с правильным действием.
Всю дорогу назад они не сказали друг другу и десяти слов.
****
Эндрю поддерживал разговор скорей нехотя, нежели из действительного желания говорить.
Юлия, обрадовавшись тому, что их наконец оставили наедине, сперва долго причитала о том, как «этот жестокий Роман мог так коварно подстроить».
На это Нехлюдов только отмахивался. Позиция жертвы хоть и имела неоспоримые преимущества, воспринимать себя в этом качестве ему было только тошно.
Однако, своей женской наклонностью к жалости Юля по наивности открывала путь к тем переживаниям и мыслям, которые обычно скрывают от посторонних. Этим Андрей не преминул воспользоваться, представив произошедшее в выгодном для него свете.
— Долматов поступил так, потому что боялся, — глубокомысленно произнёс он, откинувшись вольготно на спинку стула.
— Поясни, что ты имеешь в виду, — надо же, в голосе Леди Ю неподдельное любопытство!
— Он боялся того, что будет тобою отвергнут. Что непонятного‑то? — и Эндрю пожал плечами. — Страх не понравиться, не оправдать ожиданий подталкивает порой самого порядочного человека ко всяким мерзостям.
— Но я ведь, — захлопала ресницами Юлия, — я ведь и впрямь оттолкнула бы его, задумай он мне признаться или что‑то начать изображать. Большее, чем просто знакомство, скажем.
— Говорит только о том, что его страх был действительно обоснован, — констатировал Эндрю.
Они замолчали; каждый в эту минуту задумался о своём.
— Андрейка, ты мне очень нравишься, — глупо хихикнув, Ветвицкая положила свою руку ему на плечо.
Сэр Эндрю, этого не ожидавший, старался никак не выдать своей минутной расстеряности.
Только он собирается её куда‑либо пригласить, ищет подходящий предлог, чтобы переключиться на эту тему, как сама Юля о том заговаривает! Предприятие теперь из запутанного напротив делалось слишким лёгким.