– Вам тоже в поселок, дедушка?
Старик кивнул, побурчал что-то невразумительное и бочком подошел поближе, прикрывая лицо от метели каракулевым воротником длиннополого брежневского пальто.
– По пятьдесят рублей, согласны?
Опять бурчание. Ну и ладно, сама заплачу. Я устроилась впереди – люблю смотреть в лобовое стекло, наслаждаться простором. Дед протиснулся на заднее сиденье.
– Муркино, Котовского, дом 9.
Сочетание, конечно, забавное. Водитель усмехнулся, будто в первый раз услыхал. Чуть было не тронулись с места, но у меня запел сотовый:
– Евгения, ты где? – Элечка, подруга Вероники. Мой добрый ангел, приютивший писаку-авантюриста в чужом городе.
– В Курьяново, села в машину.
– Выходи, я подъехала.
Мощные фары «Ауди» осветили площадку. Извиняясь, я выскользнула навстречу свету, плюхнулась на мягкий диванчик. Элегантная девушка в шубке, лет двадцати пяти, приветливо улыбнулась и убавила звук радиолы.
Нет в любви плодов запретных,
Жизнь летит подобно ветру!
Ты люби, других не слушай,
Это sexual revolution!
Ты иди по жизни смело,
И кому какое дело
Кто тебе в постели нужен!
Это sexual revolution! –
убеждали одобрительно шумящий зал Стрелки в кожаных полурваных полуплатьицах-полукупадьниках.
Мы изменили этот мир,
Он стал теперь совсем другим!
И как мечта из наших снов
В нем живет свободная любовь!
Любовь, любовь![1] –
вторил вкрадчивым баритоном Борис Моисеев. Мне бы его заботы…
– Новое пальто? – с улыбкой спросила Элечка, старательно выворачивая руль.
– И новые приключения. Чего ни увидишь за день.
Девушка аккуратненько развернулась и, уже выходя на трассу, пристроилась за тачкой бомбиста – дедок оказался платежеспособным, машину не отпустил. Так мы и ехали по черному месяцу ноябрю, ориентируясь на путеводные огни более опытного товарища.
– Ты не знаешь, – призналась Эльвира, – а я за тебя целый день молюсь. Переживаю, вернешься ли назад. В этом городе легко пропасть без вести, особенно приезжим.
Трогательные слова, искренние. Но опека явно излишняя:
– Я уже приезжала в Москву, не раз. Указатели в метро хорошо продуманы, кто умеет читать, не заблудится.
– Машины едут на красный свет, не останавливаются. Сбивают людей и мчатся дальше, – гнул свое ангел-хранитель.
– А я на поверхность не выхожу. Забегу в издательство и шмыг обратно под землю, как мышка.
Сложно объяснить жителю столицы, что пределами кольцевых цивилизация не ограничивается, что в третьем по величине городе России своих лихачей навалом. И если я тридцать лет хожу ни сбита, ни ранена, это значит, по сторонам и на светофоры поглядываю. Но подруга волнуется искренне. Пожалуй, о происшествии со страшным смертельным исходом уместнее промолчать.
Познакомились мы с Элечкой вчера. Новый друг Вероники оставил сестренку присматривать за ремонтниками из Молдавии, а сам в командировку укатил. Верончик добро сторожит, клеями-лаками дышит, через черные бревна вскрытого пола (картина жуткая) прыгает. По наивности душевной, решила меня на недельку позвать, коль скоро наш город родной издательствами не обзавелся.
Не тут-то было! Суровый москвич заартачился – убоялась наплыва нахальных и многочисленных родственников. Спорить с очередным, «вроде бы перспективным», младшенькой не с руки. Встретила она меня на вокзале, в жуткий разгром привела, ужином накормила. Новой любовью хвалится, перспективой кольца с бриллиантиком. А у самой глаза бесконтактные, опустошенные.
Брови и череп выбриты по последнему писку моды. Роскошные черные кудри пять лет высветляла дешевыми, самыми вредными красками, как будто хотела избавиться от наскучившей шевелюры. По правде сказать, ей идет – получился трагический шарм. Шейка длинная, стебелечком, плечи нервные, руки тонкие, белесый изгиб затылка смотрится умилительно. Таким трогательным созданиям локоны ни к чему.
Почему до сих пор не замужем? Москва – централизованный заповедник деловых энергичных самцов, все проблемы бы разом решила.