Кресло-мешок защищает меня от взгляда Ханны, и я сижу, уставившись в потолок; на нее даже посмотреть боюсь после того, как все вывалил. Целая минута проходит в молчании. Не выдержав, поворачиваю голову.
Ханна, застыв как статуя, в ужасе таращит на меня глаза. Можно подумать, я сказал ей, что от меня кто-то залетел! Хотя постойте – именно это я и сказал. Очевидно, Ханна в шоке. Любой на ее месте был бы в шоке.
Даю ей еще некоторое время, чтобы все переварить. Она, конечно, думала, что у нас будет самый обычный разговор о том, как мы с девушкой не можем найти общий язык, и уж точно не ожидала услышать, что у нее есть, скажем так, племянник, которого она никогда не увидит.
– Да-а-а уж! – протягивает она. – Вот так новости. Все и правда очень сложно.
– Я же говорил.
Повисает молчание. Ханна трясет головой – по-прежнему не в силах поверить. Пару раз она порывается что-то сказать, но осекается.
– Ну и что мне делать? – спрашиваю я.
– Понятия не имею.
В негодовании вскидываю руки.
– Думал, ты мне помочь хотела! Так бы не рассказал.
– Ну, я ошибалась. Это дерьмо для взрослых, я до такого еще не доросла.
Запрокидываю голову.
– Хреновая из тебя старшая сестра.
– Хреновый из тебя бойфренд!
Я-то почему вдруг хреновый? Выпрямившись, сползаю на край мешка.
– Почему? Где я накосячил?
Она делает неопределенный жест рукой.
– Ну вот сейчас, например, ты ее избегаешь.
– Да нет же! Просто стараюсь не навязываться.
– И как долго у вас это продолжается?
Я прокручиваю в голове те месяцы, что мы вместе.
– Когда мы только начали встречаться, было классно. Потом она мне все рассказала, и я сперва вообще не понимал, что делать… Ну а уже на следующий день мы вроде как забили. По крайней мере, я так думал. Сейчас вижу, что она все время грустит и как будто через силу прикидывается веселой. И чем дальше, тем хуже – не знаю, из-за колледжа это или все-таки дело в том, что ей пришлось пережить. В октябре я заметил, что она частенько придумывает отговорки, чтобы не видеться со мной: контрольная, надо сочинение писать, устала. Тогда уже я сам начал избегать ее. Раз ей не хочется меня видеть – зачем заставлять?
Ханна внимательно вслушивается в каждое мое слово.
– Когда вы в последний раз целовались?
– Вчера. Мы целуемся, я-то веду себя как обычно. Однако все не так. Мы как будто уже не вместе.
Она пожимает плечами.
– Может, она чувствует себя виноватой?
– Так и есть. Я пытался сказать ей, что она все сделала правильно.
– Тогда, возможно, она хочет обо всем забыть, а ты продолжаешь доставать ее вопросами.
– Так я ни о чем ее и не расспрашиваю! Ни разу не спрашивал. Мне кажется, ей не хочется об этом говорить, и я не лезу.
Ханна наклоняет голову набок.
– Она девять месяцев вынашивала твоего ребенка, отдала его в итоге на усыновление, и ты ни о чем не спрашиваешь?
Пожимаю плечами.
– Да я бы спросил… Мне просто не хочется, чтобы она заново все переживала.
Ханна издает разочарованный стон, как будто я что-то не так сказал.
– Что?
Она смотрит на меня в упор.
– Из всех твоих девушек Сикс единственная, кто мне нравится. Ты должен все исправить.
– И каким же образом?
– Говори с ней, будь рядом, задавай вопросы! Спроси, чем ты можешь ей помочь. Спроси, станет ли ей легче, если вы будете разговаривать о том, что случилось.
Обдумываю ее слова. Совет хороший. Даже не знаю, почему я сразу не спросил Сикс, чем ей помочь.
– Как же я сам до этого не додумался! – удивляюсь я.
– Ты мужик, тут ты не виноват, это все папины гены.
Ханна, вообще-то, права. Возможно, главная проблема в том, что я мужик, а мужики тупые. Выкарабкиваюсь из кресла-мешка.
– Пойду к ней.
– Смотри только, чтобы она опять не залетела, придурок.
Я киваю. Ханне необязательно знать, что за все время, пока мы с Сикс встречаемся, у нас не было секса. Это никого не касается.
Вот черт! Об этом я как-то и не подумал. Мы занимались сексом единственный раз, в чулане, и это был лучший секс в моей жизни. Если она меня бросит, больше мне такого не светит. А ведь я постоянно во всех подробностях представляю себе, что этот момент когда-то вновь настанет, и уже сам себя убедил, что все будет безупречно. Теперь перспектива нашего разрыва пугает меня еще больше: из моей жизни исчезнет не только Сикс, но и секс, потому что, кроме нее, мне больше никто не нужен. Мне крышка.
Открыв дверь, уже собираюсь выйти из комнаты.
– Сначала посуду помой, – слышится сдавленный голос Чанк.
Чанк?
Обернувшись, я внимательно осматриваю комнату, потом подхожу к куче одеял у Ханны на кровати и отбрасываю их. Чанк лежит, накрыв голову подушкой.