― Ребята, он ласковый! Значит, придется лес возить, ― догадался Тимка.
― Я, родной, я. ― Тимка перегнулся через борт, снял с председателя кепку и трескуче поцеловал его в лоб. Председатель вырвал кепку и удалился.
По домам всех расселяла молчаливая и деловая бригадирша. Рыжий Тимка из электрической подстанции бросил свой мешок и убежал. Алик с дотошностью устраивался. Устроился, и стало скучно. Но тут же явился Тимофей и, мерцая воспламененным от беготни лицом, обрадовал:
― Пиво в чайную завезли. Свежее.
В чайной пахло конской мочой и ногами. Толкая рифленые ватные сапоги, Алик и Тимка пробились к стойке. Светло-желтая струя долбила кружки. Мужики зачарованно глядели на струю.
― Два по сто и четыре кружки, ― сказал Алик.
― Споловиним, ― присоветовал Тимка. Отпили по пять-десять и запили пивком.
― Хорошо, ― отметил Алик.
― Зачем тебе Аська? ― спросил Тимофей.
― А я знаю? Я ― доктор? ― Алик отвернулся и посмотрел на соседний столик. За тем столиком в окружении односельчан в голубом пиджаке и серых брюках сидела невыразимая местная знаменитость ― олимпийский чемпион по штанге в легчайшем весе, карманный такой паренек. Он угощал своих и рассказывал о прекрасной, заграничной жизни.
― У нее парень есть. Мой приятель, ― расхрабрился Тимка.
Алик поднял стакан с остатками водки и обратился к столу чемпиона:
― Выше знамя советского спорта.
Чемпион долго смотрел на Алика неразумным взором и медленно поднимал стакан. Поднял, наконец, выпил и направился в стойке, которая была чуть ниже его плеч.
― Доня, три по сто! ― приказал чемпион, но парень, очередь которого подошла, легонько отстранил чемпиона от стойки. Высокий легкий координированный парень ― горожанин.
― Ты знаешь, кто я? ― сурово спросил чемпион.
― Знаю, ― спокойно ответил парень. ― В очередь вставай.
― Знаешь, а не уважаешь! ― укорил чемпион.
― Пьяного ― не уважаю.
― А если я тебя пополам разорву?
― А если я тебе по шее?
― Да, молодежь пошла... ― огорчился чемпион и стал в очередь из трех человек.
Наблюдавшие за жанровой сценкой Алик и Тимка успокоились и приступая после водки к пиву, вальяжно поменяли позы.
Нога Алика ткнулась под столом во что-то мягкое. Что-то мягкое заворочалось под столом.
― Собака, что-ли? ― удивился Алик.
― Черт его знает. Может и телок, ― философски заметил Тимка.
Грязная рука снизу откинула край клеенки. Противоестественное рыло возникло из-под стола.
― Ребятки, ― слезно сказало рыло, ― оставьте пивка хлебнуть.
Ах, танцы на шоссе! Баянист запрокидывал голову и наяривал вальсы, фокстроты и танго. Наяривал до того однообразно, что трудно было разобрать, где вальс, где фокстрот, где танго. Местные рослые девчата в цветастых и темных пиджаках, открячив зады, трудолюбиво и истово исполняли все танцы. Подружка с подружкой. Мелкие по сравнению с москвичами парни, терпеливо щелкали семечки ― ждали своего послетанцевого часа. Каждые три минуты на танцы набегали два ослепительных огня: на Москву мчались молоковозы. Не прекращаясь, танцы сваливались на обочину.
Алик в конце концов затосковал. Потрещав в кармане бумажками, он подозвал Тимку.
― Тима, чайная еще работает?
Ничего-то не надо было объяснять Тимке. Сокращая разговор, он предложил:
― Давай половину, сбегаю.
Алик беспокойно ждал его, когда подошла Ася.
― Александр Иванович, потанцуем!
Они прошлись в прыгающем фокстроте. Ася смотрела на него, как хозяйка.
― Вы на комбинате ужасно серьезный.
Алик ждал Тимку, и поэтому по небрежности ответил невежливо:
― Уж какой есть.
― А здесь простой, веселый, ― она не хотела замечать грубости.
― Парень я простой, провинциальный, ― пропел Алик, точно попадая в баянистову музыку. Под эту музыку получалось все.
― Уж до того простой, уж до того провинциальный! ― сказала Ася грустно.
― Александр, пошли! ― крикнул Тимка издалека.
― Вы меня извините, Асенька. ― Алик остановился и слегка прижал ее к себе. На миг ощутил ее груди, учуял острый запах волос и захотел, чтобы так было долго.
― Идите, ― сказала она. ― Идите. Только не напивайтесь.
Он хотел обидеться, но уже не хотел оставаться. Ничего не сказав, он кинулся в темноту на Тимкин голос.
Они сели у овражка. Снизу несло нежной травяной прелью. Тимка и стакан принес. Алик принял дозу и лег на спину. Тимка звучно принял свою. Алик закрыл и открыл глаза. Звездный небосвод дрожал над ними. Они лежали на траве, и опять для них стала слышна жалобная гармоника, и шум молоковозов, и пронзительные вскрикивания простодушно кокетничающих девчат.