Не дожидаясь ответа, старший лейтенант Борис Андриевский отключился от связи.
ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Отец
Марии Васильевне и Ивану Борисовичу нравится их новая однокомнатная квартира.
— Посмотрите на нашу ванную — видите: кафель. И кухня довольно большая, просторная. Мы еще, правда, не привели ее в должный порядок: здесь тоже хорошо бы кафель сделать. А комнатой мы очень довольны. Видите, какая светлая. И балкон есть. Мебели, конечно, у нас маловато… Ах, вы считаете, что так лучше, когда меньше заставлено? Из старой квартиры мы только письменный стол взяли. Видите, какой он огромный, старомодный? Не может быть, чтобы он вам нравился! Со временем надо будет заменить. Да, конечно, сын за ним уроки делал. Но очень уж он громоздкий. Впрочем, что нам, старикам, надо? Крыша над головой есть — и ладно. Мы всем довольны. Только вот слышимость из-за стен очень большая. А мы спим плохо. Бессонница. Недавно ремонт специально сделали: картон достали какой-то звукоизолирующий — как он называется? — обклеили стены. Лучше стало. Но все равно очень слышно…
Осмотрев квартиру, мы садимся за круглый стол, который стоит посредине комнаты. Меня угощают крепким пахучим чаем. На красно-белой скатерти, покрытой прозрачным синтетическим покрывалом, чернеют высокие банки с вареньем, рядом лежат длинные плоские коробки дорогого покупного печенья…
Комната наполнена светом, скромным достатком, грустным покоем.
Мы разговариваем, но наши голоса не могут разогнать мягкую тишину этой комнаты, как не могут нарушить ее ни пронзительно звонкие детские игры за закрытым окном, ни глухое шуршание проходящих изредка неподалеку электричек. Я курю, но ни дым сигареты, ни пепельница с окурками не мешают комнате оставаться все такой же ясной и чистой. В этой странности есть что-то приятное, успокаивающее и немного грустное: комната привыкла к тому, что в ней некому шуметь, некому мусорить…
— У нас часто его друзья по школе бывают, — рассказывает мне Мария Васильевна. — Зина — староста класса, Володя Ильин, девочки…
— Я с ними собираюсь встретиться, поговорить, — поддерживаю я разговор. — Прежде всего с Таней, конечно.
Мария Васильевна неожиданно поджимает губы и сухо говорит:
— Таня у нас очень давно не была. Конечно, у каждого человека могут быть дела. Все сейчас заняты своими делами. Может быть, она недовольна, что к нам Лара ходит? Но я же не могу этого запретить. Вот Лара позавчера это печенье нам в подарок принесла. Вы ведь слышали о Ларе, не так ли? Тоже одноклассница Бориса. Говорит, что не может забыть нашего сына.
— Он был парень видный, — с гордостью добавляет Иван Борисович. — Плечи широкие, мускулы…
— Ах, Иваша, ты так рассказываешь, что можно подумать, будто он на этого был похож, ну, который штанги поднимает… Конечно, у него даже в личном деле написано было: телосложение атлетическое. Я читала. А он был такой изящный, как бы сказать, как танцоры бывают. Вы не подумайте, что я как мать говорю. Он был даже, можно сказать, дробненький. И очень нежный мальчик…
— А я что же? Я только хочу сказать…
— Ах, оставь, дружок…
— Почему же? Я помню. Бывало, мы с ним на Москва-реку придем. Ему лет шесть было. А на санках лучше всех катался с крутого берега. Прямо боязно на него смотреть было…
— Да, любил спорт. Он был очень смелый мальчик. И мы ему не мешали. Но он и книги любил. А то можно подумать…
— Книги любил, — подтверждает убежденно Иван Борисович. — Из произведений Ильфа и Петрова мог наизусть цитировать. У нас в доме его товарищ жил, Эрик, так он Эрика Кисой называл, как звали кого-то в этом произведении…
— Ах, Иваша, ты не о том рассказываешь, — с легким неудовольствием перебивает его Мария Васильевна. — Можно подумать, что он только про Остапа Бендера читал и про Кису Воробьянинова.
— Он и серьезные произведения любил, — охотно соглашается Иван Борисович. — Кинокартину «Большая жизнь» смотрел восемь раз. И очень удачно артиста копировал. Если кто-нибудь нехорошее скажет, он спрашивает сразу, как этот артист в картине: «Может, тебе Советская власть не нравится?»
— Он потому, Иваша, этого артиста копировал, что был воспитан именно в таком духе, — объясняет мужу Мария Васильевна.
Иван Борисович согласно кивает головой и неожиданно спрашивает у меня с веселой улыбкой:
— Не желаете ли коньячку отведать? У меня недурной припасен…
— В самом деле, не желаете ли коньячку? — оживляется Мария Васильевна. — Я думала сразу предложить, да, извините, постеснялась. Принеси, Иваша. Принеси, дружок… И вино принеси. Это хорошее вино. Типа кагора…