— Не надо морфий, — сказал Андриевский. — Я потерплю, доктор…
— Лежи, лежи, — сказал врач. — Твое дело маленькое…
Голове было неудобно лежать на брезенте. Заныла шея. Андриевский хотел об этом сказать, но кто-то сам подложил ему под щеку свернутую куртку. Он вздрогнул оттого, что его укололи иглой в руку, и решил посмотреть, что происходит у него за спиной. В том положении, в котором он находился, ему видны были только чьи-то огромные кирзовые сапоги, пахнущие дымом и газойлем.
— Хочу посмотреть, чего у меня там, — сказал Андриевский.
— Лежи спокойненько, старший лейтенант, — услышал он из-за спины женский голос. — Чего тут смотреть? Ничего нет интересного…
Раньше, бывало, некрасивая девушка-военфельдшер всегда поглядывала на него со значением, когда они встречались в офицерской столовой или еще где-нибудь. Но он с ней никогда не разговаривал. А теперь он забыл ее имя и никак не мог вспомнить. И почему-то сейчас он пожалел, что раньше не попытался наладить с ней контакт.
— Это ты во мне ковыряешься? — спросил он.
— Я, — сказала девушка. — Я и Ананий Петрович…
— Вот и я влип в такое дело, — сказал виновато Андриевский.
— Ничего, — успокоила его девушка. — Со всяким бывает.
Андриевский приподнял немного голову, чтобы посмотреть на нее, но она сразу положила ему на щеку теплую и твердую ладонь и, как только он подчинился ее ладони, нежно погладила его по щеке.
— Не надо вертеться, — сказала она. — Тебе же больней будет. И нам мешаешь…
Тут же она начала бинтовать ему живот.
Потом его повернули на спину, и он увидел ее. Она уже собирала инструменты в блестящий металлический ящик. Увидев, что он на нее смотрит, она улыбнулась ему. Но это была совсем не та улыбка, с какой она прежде глядела на него. Теперь он для нее был просто раненый…
Андриевский потянул руку, чтобы прикрыть свой голый живот, но длинный врач присел рядом с ним на корточки, задрал его гимнастерку еще выше, к самому горлу, вставил себе в уши красные резиновые трубки и скомандовал:
— Дышите!
Борис деликатно отвернул голову немного вбок, чтобы не дышать на врача, как учила его в детстве мама. Каждый вдох отдавался у него в боку.
— Не дышите!
Сдерживая дыхание, Борис уставился взглядом в лицо врача, которое было теперь совсем близко. Раньше он почти не замечал этого длинного коновала, который, отдавая, честь, прикладывал руку не к виску, а к плечу и потом подносил к руке голову. Сейчас это не казалось Борису глупым и смешным, это не имело никакого значения. Но имело значения и то, что врач был молод, почти так же молод, как Андриевский, и то, что пилотка была ему велика и сидела на голове блином, и то, что у него был крохотный острый носик, большие толстые губы и круглые глаза навыкате. Имело значение только выражение его лица, его слова, его таинственные знания, от которых все зависело. Борису вдруг очень захотелось понравиться этому врачу.
— Как оно будет теперь, доктор? — спросил он, когда тот вынул трубки из ушей и, повесив их на шею, начал выстукивать грудную клетку.
— Будем эвакуировать тебя, — сказал врач, одновременно постукивая пальцем по пальцу.
— А нельзя ли у вас отлежаться? — нерешительно спросил Андриевский.
— Нет. Нельзя.
— Почему?
— В госпиталь тебя надо.
— Эх, доктор! До чего же не вовремя меня шарахнуло.
— А бывает, что вовремя шарахает? — спросил врач.
— Не в том дело, — сказал Андриевский. — В другое время я бы ничего не сказал. А тут я домой собирался ехать. Вот что…
— Придется сначала в госпитале полежать…
— Обидно, что и боя никакого не было. В бою мне бы обидно не было. А то я уж совсем домой собрался…
— Не бойся, — покровительственно сказал доктор. — Ничего страшного…
— Я не боюсь, — возбужденно сказал Андриевский. Он и в самом деле не боялся. Но он хотел точно знать от врача, не превратится ли он в калеку, не будет ли ходить скособоченный, останется ли таким, каким был всегда. — Эх, какая ерундовина, доктор, вышла! Сидим с Ванькой, то есть вот с Ларкиным, в лючках… Покуриваем… В боях ни разу не зацепило… А тут сидим, покуриваем… Я Ваньке, то есть Ларкину, говорю…
— Поменьше говорить надо, — сказал врач.
— Есть поменьше говорить, — согласился Андриевский и тут же сказал: — Ни в одном бою не зацепило. А тут, доктор, как шарахнет… В глазах — свет… Мы с Ванькой…
— Накройте его чем-нибудь, — сказал врач, натянул ему рубашку на живот и поднялся во весь свой длинный рост.
Борис испугался, что сейчас врач от него уйдет и он ничего так и не узнает.