Она это сделала. Торопливо, небрежно. Но и на том спасибо. И я продолжил:
— Так вот, когда я давал обещание, то немного запутал ее словами и сказал так: «добуду для тебя одну вещицу из Хранилища Знаний, при условии, что вещица будет именно там». Понимаешь? Я не сказал, что принесу именно ту вещь, которая ей нужна, но оставил за собой право принести «одну вещицу» оттуда, то есть любую вещь из древнего Хранилища, которую сочту нужным.
— Астерий! — Охотница сдавила меня так, что я подумал, не пришел ли мой последний миг в этом теле.
И тут же мы слились в поцелуе.
— Давай я тебя дерну? Арти, ну давай, прямо здесь на столе! — я оторвал ее от пола и усадил на стол и рывком задрал юбку, оголяя божественные бедра — уж я-то знал, как волшебен их плен.
— Нет! Астерий! Нет! Не смей здесь! — она все-таки вырвалась. — Все, я не могу больше у тебя находиться! Поспешу к Афине, обрадую ее!
— Раз так спешишь, можно тогда я дерну Афину. Можно? — спросил я, все-таки отпуская ее.
— Хорошо, — сказала она, отступая от стола и тут же одумалась: — Нет! Ах ты хитрец! Не смей так со мной!
— Ты уже разрешила, Арти! Ты же сказала «хорошо»! Будь верна своему слову! — рассмеялся я.
— Не смей из меня делать дуру! — она раскраснелась.
— Дорогая, ну ты же для меня всегда будешь самой первой на Небесах. Я тебя люблю! Арти, ты самая, самая!.. — я снова обнял ее, и она размякла в моих руках.
— Когда-нибудь все женщины, с которыми ты так играешь, соберутся и накажут тебя! И я постараюсь при этом присутствовать и быть первой среди них! Соберутся все, все, которые от тебя пережили обиды и страдания! — шепча эти милые угрозы, она с желанием ответила на мой поцелуй.
— Ты говоришь про тех женщин, которые пережили со мной много радостей и море удовольствия? — переспросил я.
— Узнаешь, когда наступит этот час! С Афиной, прошу, не заигрывайся слишком. Знаю, что ее к тебе очень влечет. Она, единственная с которой я так близка, и ее я еще могу потерпеть с тобой. Но обещай, что Светлоокой не будет больше, чем меня. Нет-нет, даже не так. Пусть ее будет намного меньше, — она заглянула мне в глаза, своими серебряными, полными лунного света.
— Обещаю, что ты будешь всегда самой-самой среди небесных, — я положил руку на ее животик, где тихонько рос наш ребенок. — Это я тебе очень твердо обещаю!
— Пойду… — она отстранилась.
— Арти, стой! — как же я мог забыть за всей этой болтовне о Елене Викторовне? Я схватил Охотницу за руку раньше, чем она успела сделать портал. — Очень прошу, узнай, что от моей мамы хотела Гера! Навести графиню сегодня же! Расспроси обо всем, что связано с Герой и помоги, чем возможно!
— Обещаю! — заверила Разящая в Сердце и шагнула в светящийся овал.
Глория нервно заходила по комнате. Этот вопрос был слишком серьезен, чтобы не разобраться в нем до конца. То, что такое мог сказать своей матери сам Елецкий, императрице не верилось. Такого просто не могло быть! Она не сомневалась, что молодой граф умеет держать язык за зубами — убеждалась в этом ни раз, многое зная о нем. К тому же, он вовсе не из тех мужчин, которые любят похваляться своими нескромными «победами».
— Не молчите, графиня! Мне важно знать от кого вы об этом узнали! — Глория остановилась напротив Елецкой, по-прежнему непочтительно сидевшей перед ней на диване.
— И вы даже не будете отрицать, что между моим сыном и вами так?.. — Елена Викторовна тоже встала, хотя сделала это с огромным опозданием.
— Милая моя, вы немного путаете! Вопросы здесь задаю я! — повысила голос англичанка.
— Мне сказала об этом Гера, — вот здесь, Елецкая позволила себе улыбнуться. Совсем чуть-чуть, краешками губ. — Богиня Гера! — подчеркнула она, видя на лице императрицы непонимание и даже легкую растерянность.
— Что вы несете! Каким образом богиня могла вам такое сказать? — не сводя глаз с Елецкой, Глория подумала, что учитывая появление в ее покоях Перуна и трех богинь при молодом графе, нельзя исключить, что боги могут баловать визитами и его мать.
— Конечно вам в такое трудно поверить, но это именно так. Мне об этом сообщила Гера. Была у меня вчера вечером. Обещала свое покровительство. Мне и моему сыну, — сказала Елена Викторовна. — Вы же, ваше величество, тоже мать. К тому же вы старше меня. Как вы могли? Саше еще очень молод!
— Вот это не надо ставить мне в упрек! Или ты очень плохо знаешь своего Сашу, или… — императрица с раздражением перешла на «ты». — Или плохо знаешь мужчин. Хотя в последнем я очень сомневаюсь. Знаешь ли, слухи о тебе, графиня Елецкая, докатывались до дворца и даже моих ушей. Ты точно не была святой даже при своем муже. Да, я была с твоим сыном. Была, хотя он младше моего. И я не жалею о том, что происходило между нами. Скажу более… Сядь! Чего мы стоим друг против друга? — Глория вернулась на прежнее место — под ней скрипнули пружины в туго натянутой подушке. — Мне очень нравится твой сын. Вот так просто — нравится и все! Он мне нужен, и он будет приходить ко мне. Могу тебя успокоить: я его ничем не обижу — не стоит за него волноваться. Тем более, уж Елецкий точно не из тех людей, кого можно обидеть — это ты должна знать не хуже меня. Я вообще не понимаю: причину твоих волнений. Должна была тихо радоваться, а не бежать ко мне с обвинениями!