Младшего брата Митьку отец почти всю дорогу нес на руках, а Василинка крепко держалась за руку Тони, старшей сестры, и все больше отставала от Соньки. Она и там, у фотографа, не стала с ней рядом, но Сонька все равно протиснулась поближе к Василинке, да еще нарочно наступила ей на ногу.
Мама и тетя оделись понаряднее. Особенно привлекательно выглядела мама с высоко взбитыми волосами. Такую прическу она делала лишь по большим праздникам. Отец одел праздничную тройку с серебряной цепочкой от "Павла Буре" на жилетке. Тоня с распущенными волосами, с большим белым бантом на голове. А Василинка стояла вконец расстроенная из-за этой Соньки. Да и на ее стриженой голове не завяжешь никакого банта.
Все были настороженные, не такие, как всегда, словно ждали чего-то необычного. Один Митька, в темном пиджачке с белым вязаным воротничком и в новенькой, специально купленной по такому случаю фуражечке с блестящим козырьком, не обращал никакого внимания на все это торжество и вертелся как белка.
Наконец фотограф рассадил всех должным образом и сказал:
- Смотри внимательно, Митя, вот отсюда, - он дотронулся до круглого объектива, - сейчас птичка вылетит.
О, это было уже интересно не только Мите!
И тут сам фотограф скрылся под черным покрывалом. Все, затаив дыхание, ждали, когда же наконец вылетит птичка, а фотограф-волшебник высунул из-под своего укрытия руку и закрыл то место, откуда так и не успела выпорхнуть птичка.
Назавтра гости поехали домой, в свой Тифлис. Когда садились в вагон, Сонька-задира что-то положила Василинке в руку. "Прощай, Василинка! - весело крикнула она, сверкнув черными глазами и белыми, как чеснок, зубами. - До свидания!"
Как только поезд скрылся за поворотом, Василинка разжала кулак. На ладони лежала монета с дырочкой посредине... Тот самый серебряный рубль, который болтался на шее у Соньки.
Через несколько дней Василинка увидела на фотографии застывшие лица своей семьи и гостей. Рядом с ней стояла Сонька и нахально скалила зубы, словно одна она увидела эту птичку фотографа. Василинка уже не злилась на свою двоюродную сестру. Она даже жалела, что они не успели подружиться. Жаль, что Сонька уехала в свой Тифлис!
Василинка вздохнула и на обратной стороне фотографии карандашом нацарапала:
"Мне скоро 7 лет".
НА УЛИЦЕ ЗЕЛЕНОЙ
Теперь они жили на новом месте, на улице, которая звалась Зеленой. Сказать, чтоб на ней было зелено, так не очень. По обе стороны песчаных тротуаров тянулись неглубокие канавки, поросшие травой. На всю улицу был один сад - Артемишин, как раз напротив их дома, за высоким дощатым забором.
Побывать в том саду еще никому из детей не удавалось, а посмотреть, зажмурив один глаз, сквозь щель в заборе все же можно было. Там рядами стояли усыпанные плодами раскидистые яблони, тянулись вверх груши. Вокруг зеленела высокая трава. У забора, точно сторожа, стояли вишни, ветви их разрослись и перекинулись на улицу. Василинка любила в летнюю жару укрыться в их зеленой тени. А еще больше она любила выбежать утречком, пройтись босиком вдоль забора и поискать, не упала ли на землю вишня. Пускай выпачканная в песке, но все равно вкусная.
Но ягоды держались на ветвях очень крепко. А более спелые Артемиха, подставив высокую лестницу, собирала сама и несла на рынок.
Вот если бы хлынул проливной дождь и подул сильный ветер, да тряханул деревья так, чтобы посыпались на землю крупные спелые вишни! Однажды Василинке приснилось, что трава под забором вся усыпана ягодами, а она их собирает и собирает в корзину. Но это было во сне, а наяву такого чуда не случалось. Если бы они квартировали у Артемихи, тогда можно было бы хоть разок забежать в сад!
У Василинкиного хозяина, составителя поездов, не было сада. Среди грядок росло всего несколько кустов смородины и крыжовника. Мама строго-настрого предупредила, чтобы даже не глядели в ту сторону, где растут кусты, а то будет плохо. Само собой разумеется, Василинка не хотела, чтобы было плохо. Но как пройти мимо и не глянуть на кусты? Глаза сами так и следят, так и следят, спеют ли ягоды. Сперва их совсем не видно было, а потом, приглядевшись, Василинка заметила на ветках маленькие светлые капельки. Эти капельки не очень манили, но зато когда подросли, позеленели, так спасенья не стало - так хотелось подойти к ним поближе. Ничего же плохого не случится, если она только подойдет и глянет!
Однажды, наигравшись во все игры, Василинка оглянулась вокруг, не видит ли кто-нибудь ее, отворила калитку, которая вела в огород, и побежала к погребу, за которым росли кусты. Просто так стоять и смотреть на спелые ягоды у нее не хватило сил. Василинка незаметно для самой себя нагнулась, подняла ветку, усыпанную ягодами, оторвала одну, положила в рот.
- Ты что здесь делаешь? - послышался строгий оклик.
Василинка вздрогнула и, отскочив в сторону, ойкнула, потому что попала в густую крапиву. Рядом с ней стоял хозяин и глядел на нее сквозь большие очки. Она всегда побаивалась этого молчаливого человека, а сейчас совершенно растерялась и не знала, что делать.
- А ну, прочь отсюда! - сурово произнес хозяин. - Заболит живот хлопот с тобой не оберешься!
Василинку словно ветром сдуло. Не почувствовав даже, как горят обожженные крапивой ноги, она бросилась наутек. Вбежала во двор, набросила защелку на калитку и прижалась к ней. Сердце ее громко стучало.
"Что будет, если мама узнает?"
Несколько дней Василинка жила в постоянном страхе, в ожидании расплаты за свое преступление. Но мама почему-то ее не ругала. "Вот и пойми их, взрослых", - думала Василинка. В душе она была очень благодарна хозяину. И совсем он не злой: даже не пожаловался на нее.
Василинка любила свою Зеленую улицу. Тут всегда было много детей, с ними можно было поиграть в салки, горелки и прятки. А сколько интересного, любопытного было в каждом доме. Вокруг жили железнодорожники-паровозники (как отец Василинки) и кондукторы, составители поездов, стрелочники, смазчики и смывщики вагонов. В самом красивом зеленом доме с белыми ставнями, стоявшем в конце улицы, жил машинист.
Почти в каждом доме было много детей, мало достатка и свой издавна заведенный порядок. Одни приглашали: "Заходи к нам, девочка, заходи". Другие, вечно занятые своими заботами, не обращали на нее внимания.
Кураковы, снимавшие комнату в доме на углу Зеленой и Гороховой улиц, всегда радушно встречали Василинку и ее маму. Но что там интересного? Там все давно виденное-перевиденное. Как положили на комоде когда-то разрисованные грибочки, яблочки, ларчики, так их никто и не подвинет и не переставит. Только и было необычного у Кураковых, что они шкварок не ели. Поджарят сало, блины в жир помакают, а шкварки - в мусорную яму! Чудаки! Самого вкусного не едят!
Совсем иное дело у Богдановых. У них восемь детей и старенькие бабушка с дедушкой. Или у стрелочника Ивашкина, жившего напротив дома Василинки, - у тех десять мальчишек и девчонок. И постарше, и подростки, и совсем маленькие, как подруга Василинки Зина. Василинка ощущает свое старшинство и заботливо ее опекает. Девочки часто играют вместе в школу. Василинка учительница - она уже в третий класс перешла, - а Зина подготовишка. Василинка принесла двадцать блестящих, словно отполированных каштанов и беспрерывно гоняет Зину:
- Скажи, а сколько будет, если к трем, - и кладет перед Зиной три каштана, - прибавить еще два?
Зина долго думает, пока решит. А Василинка терпеливо ждет ответа и в зависимости от него то сердится, то довольно улыбается. И ставит Зине оценки.
У Зины интересно, особенно когда старших сестер и братьев нет дома. Мама Зины всегда занята нескончаемыми домашними хлопотами, и девочкам удается незаметно переступить порог чистой половины. Там, на столике, граммофон с огромной сверкающей трубой, в которую можно глядеться, будто в зеркало. А если хорошенько покрутить ручку с правой стороны, то заговорит или запоет. Но завести граммофон малыши не осмеливаются. Да и ручка очень тугая, крутить не хватает сил.