Было совершенно ясно, что, если ее бросят в пруд в трех ее юбках, она не утонет! Пузыри воздуха надували ткань и удерживали Сганелку над водой, сама же она в это время бешено махала руками, панически боясь водной стихии, которая могла вот-вот поглотить ее. Плавать она не умела. Но вода в пруду была спокойной и стоячей, и прежде чем Сганелка успела в нее погрузиться, ее живот сжала обвязанная вокруг него веревка. Женщина с ужасом посмотрела на мужчин на берегу. Сквозь прилипшие ко лбу мокрые пряди ей удалось разглядеть их яростные лица и руки, указывавшие на нее: «Вода не взяла ее! Она плавает! Вода забирает лишь чистых!»
Потом Дора видела, как Сганелка, обнаженная, лежит на столе — руки закинуты за голову и привязаны, щиколотки широко раздвинутых ног обхвачены холодным железом. Над ее промежностью склонились пятеро мужчин. Один из них — палач. Все они смотрели туда, куда Сганелка не разрешала глядеть даже своему покойному мужу, пальцы их она чувствовала повсюду, в том числе в местечках, каких и сама она касалась, только когда мылась после месячных кровотечений.
Она металась из стороны в сторону, и потому под грудью и вокруг пояса ее перетянули ремнями. Она кричала, и потому рот ей завязали платком, а на голову накинули мешок. Дора успела еще заметить слезы беспомощности, лившиеся у нее из глаз.
— Вот! Вот она! Signum diabolicum! Метка дьявола! Она здесь!
Перед судьями ее слезы уже просохли. Она, сгорбившись, сидела на деревянной скамье, тело казалось безжизненным, голова словно бы вовсе не работала, застряв мыслями на том, что происходило во время осмотра; женщина уже попросту угасла. Смотреть, пялиться, глазеть на своих мучителей — Дора видела, что это единственное, на что была способна теперь Сганелка. Не могла она подробно отвечать четверке уважаемых бойковицких горожан во главе с бурмистром и настоятелем доминиканского монастыря из Брода на бесконечно повторяющиеся вопросы in inquisitio — для отыскания обвинением доказательств вины: приказывала ли она нагой девушке срывать травы и затем купаться в них, чтобы стать красивее, летала ли она в ночь святых Филиппа и Якова, также именуемую Вальпургиевой, на Петровы камни[3], дабы сношаться с дьяволом во время его черной мессы, правда ли, что…
— Нет, — устало качала головой Сганелка.
Тогда ей показали пыточную. Тиски для больших пальцев и испанский сапог, дыбу и то, как растягивают на ней тело. Ей стало плохо. Бога ради, что же мне говорить? — устремила она молящий взгляд на Дору. Что я была любовницей дьявола? Это же бессмыслица, разве бы я в такое впуталась?! И что сказала бы на это моя мать, или сестра Куна, или родня покойного мужа Михала?
— Нет!
После этого ее подвергли допросу с пристрастием. Ей раздробили большие пальцы, хотя она плакала и умоляла смилостивиться. С ее босых ступней стекала кровь, капли которой жадно впитывал земляной пол пыточной.
— Зачем давала ты Фуцимановой ту мазь? — в сотый раз слышала Дора.
— Да она же сама ее хотела, чтобы после соития с мужем родить давно желанное дитя, — отвечала Сганелка.
— А какие чары ты использовала, когда готовила эту мазь? Кто дал тебе ее рецепт?
— Безо всяких чар, это же травы, которые можно найти в любом лесу и на любом лугу, их варят с салом и потом мажут этой мазью мужчин, чтобы вернуть им мужскую силу. Никто не давал мне этот рецепт, его знают все, кто хоть немного разбирается в травах, спросите какую ни возьми повитуху или лекаря.
— Какую повитуху? Какого лекаря?
Сганелка ненадолго перестала плакать, но вместо ответа потупилась и покачала головой. Она не знает.
— Ты пользовалась при ее приготовлении трупами детей? Сколько женщин избавила ты от нежеланного плода? Твой ноготь потому столь длинный, что ты протыкаешь им плодный пузырь?
— Не бойся, наш суд справедлив, и мы не алкаем крови. Признайся — и будешь прощена!
Дора видела, насколько Сганелка растеряна. Может, ей надо было признаться, а потом отказаться от своих слов? Тогда бы она избежала испанского сапога и пытки огнем. На обеих ее грудях сбоку виднелись мокнувшие раны от ожогов. Пузыри лопнули, и гной промочил сорочку. Она не могла больше терпеть и подписала все, что ей подсунули. По доброй воле, все, на чем стою и ради чего готова жить и умереть, подписала без всякого давления, потому что в тот день допроса с пристрастием не было. Ее держали под руки, а поскольку писать она не умела, то ее дрожащую кисть вели по белому листу бумаги. Она оставила на нем коричневую полоску засохшей крови из раздробленных больших пальцев.
3
Петровы камни сами по себе не очень примечательны: это несколько скал высотой всего около 7 метров, но расположены они на макушке горы (Высока-Голе), которая находится неподалеку от самой высокой и славной вершины Чехии под названием Прадед. (Там вроде бы обитает справедливый и могущественный повелитель всего окрестного горного края, которого так и зовут — Прадед.) Так что место это знаковое и овеянное многочисленными легендами и поверьями. У Петровых камней дурная слава, и немудрено, что именно сюда людская молва отправляла на шабаш ведьм.