Ω
Каталепсий капучино пить сегодня не по чину -
в этом прошлого кручина, в этом будущего блажь.
Помню, князь один картинно дом купил без мезонина
в центре Города старинном, где велась эпохи вязь.
В синей краске трехэтажье на совок смотрело вражье,
пережило, перебыло, не рассыпало бока.
И явился князь к тому же - прежде воду пил из лужи
и бухал он в "забегайке" на Печерске до хрена.
Так сложилось, приключилось - дали бабки, и скрепилась
в юридическом аспекте купля чистая жилья.
Не имея гербовую, получил бумагу злую -
вроде договор скрепили, но не стало вдруг жилья.
Дом рассыпался на части по веленью чинной власти.
Князь убрался восвояси - то ли в Ниццу, толь в Париж.
Продал дом он под высотку, отплясав притом чечетку.
Но надрался напоследок и запел: - Шумел камыш!
Ω
Играют таперы-евреи в ливреях уличных менял,
играют, фарту не жалея, по партитурам древних лам.
А те давно уже с Тибета – в штиблетах вытертых в гаштет
бредут за порцией омлета, в котором травы и паштет.
Им все до мандалы едино - и мандолина, и фагот,
и скрипки солнечной долина, и струн измученных флагшток…
Они давно устали тщится, о том, что с Шамбалы сошли
на тротуары бледнолицых потомков ядерной зимы.
Уж как рвануло – так рвануло… Иные что, – их нет уже.
И Атлантида утонула, как гжель на яйцах Фаберже…
Ω
Светлой памяти Иннокентия Смоктуновского.
Люди усталые ходят усталой дорогой,
Птицы уставшие в небе — сорвались в пике.
Годы усталые в душах злобят, — их не трогай!
Памяти спицу, увы, не зажать в кулаке.
Помоги себе сам в миражах океаньих...
Над холстом паутин тёплый солнечный бриз...
Твой Кумир отошёл от просторов печальных –
Он наверно обрёл неземной Парадиз...
Помоги себе сам в алетерной осанке,
зацепившись за ветвь нерасцветшего дня...
Мир Мечты златоглав... Стань подобен приманке...
Вдруг и клюнет Мечта вне разбор... Как родня!..
Твой кумир — в синем шарфе старик величавый
прикрывает свой рот крупным красным платком...
Ты его не ищи... Он прошёл через залу,
незаметно упав в здешний мир лепестком.
По Судьбе прокатился таящийся недуг.
Помоги себе сам без нелепых потуг
Что поделаешь... Вдруг, понимает и недруг,
чей светильник Души во Вселенной потух.
Помоги себе сам, хоть бы в несколько строк,
даже если они – твой последний глоток!..
2006 г.
Ω
Ангел, ангел, солнце в луже, звёзды выжаты в росу,
рыжий кот жует счастливо, рвёт зубами колбасу.
Не пророк он, не +постол — просто вызванный на срок:
шибко мал умом и ростом милый комнатный божок.
С ним сдружился я недаром, потому что на весу,
я несу души нектары в человеческом лесу!
Вакханалия злодейства возникает тут и там.
Солнце в пиве с фарисейством растекутся по губам.
Не сказав ни слово другу, поднимаю свой бокал -
хоть до времени потуги мне давались по слогам.
Как сквозь сон, со дна колодца виночерпий-прохиндей
наполняет кубок солнцем прежде пива лицедей.
Пей! И пью — за мать, за друга, отошедших в мир иной,
пью за рыжего зверюгу, стерегущего покой.
Пью за тех, кто перебрался в мир заоблачного сна.
Пью за эру Кали-юга, с тем, чтоб кончилась она.
Чтоб явив себя блесною, вновь ушла на глубину,
чтоб воспрянули весною мы, кем явлены в миру!
Ω
Поющих соек голоса, поющих попугаев
уже признали небеса, но мы о том не знаем.
Уже приставлены они на зависть ротозеям,
а мы сжигаем наши дни, нисколько не фигея.
И птиц накатных голоса не слышим в Кали-юге,
но чем помогут небеса? Не слышим мы друг друга!
Ω
Дорога в Карентвиль, полночное шоссе.
На duty-рейсер впрыг - вешу на колбасе.
Сюртучный Домовой отправился в кино,
в котором нас не ждут уже давным-давно.
Красотки в сюртуках, чаровницы минут
колдуют тут и там: надежды на уют.
Сопрано падежей средь сказок дальних стран
уносят в неглиже волшебный караван.
Кому-то он - матрас, сквозь карнавала ночь,
чарующий экстаз сквозь полночь мчится прочь...