Вкратце сюжет комедии таков. Школьно-дворовой команде «Тигры» не хватает одного игрока — семья одного из участников переехала в другой город. Единственный не «охваченный» хоккеем в этом квартале — мальчик Игнат по прозвищу Профессор, высокомерный одиночка, интересующийся только учебой, но не спортом. Дети с большим трудом уговаривают играть в хоккейной команде его сестру-близнеца Зину, которая занимается в школьной театральной студии и страдает от того, что педагог-режиссер недооценивает ее и не дает главных ролей. Зина, которую выдают перед тренером за Игната, оказывается чрезвычайно успешным игроком; единственная, хотя и преодолимая ее проблема — она не любит силовых приемов. Игнат, обнаружив, что его сестра оказывается столь востребованной, тоже открывает для себя красоту хоккея и приступает к тренировкам, но иногда вынужден подменять в театральной студии свою сестру. Перед решающим матчем «Тигров» на приз «Золотая шайба» Игната запирает в пустой квартире мальчик, помогающий соперничающей команде, — вместо него на лед выходит Зина и забивает первый гол; во втором тайме на лед вместо Зины выходит освобожденный друзьями Игнат и забивает еще один гол. «Тигры» побеждают.
Взаимные подмены близнецов способствуют их общему развитию: Зина, изображая мальчика, тренирует актерские навыки и в финале фильма заслуженно получает роль Золушки в новом спектакле, Игнат перестает быть ботаником-одиночкой, помогает другим членам команды в учебе и вообще становится компанейским мальчишкой: обнаружив в финале фильма, что в дом в их дворе въехала семья, в которой сын-школьник не расстается с виолончелью, он уверенно обещает друзьям приучить нового жильца к хоккею.
Взаимная подмена детей-близнецов — довольно распространенный сюжет развлекательных комедий, но в «Тиграх…», как и в «Электронике», такая подмена основана на секретной, закрытой от старших договоренности большой группы подростков. Эта самостоятельная игра может стать основой взросления, уверяют авторы фильма: дети способны по собственной инициативе дополнить свои успехи по хоккею хорошей учебой. Учительница апеллирует к team spirit, обвиняя Игната в том, что он не помогает друзьям в школьных занятиях: «Как ты можешь считаться лучшим учеником школы, когда товарищ ты самый никудышный?» Вымышленный чемпион СССР по хоккею Никитин (его очевидный прототип — Владислав Третьяк), приветствуя «Тигров» — победителей, говорит со значением: «Вы стали настоящей командой!» Однако в снятом менее чем через десять лет «Электронике» секретная игра подростков вокруг двойников приводит не к возрастанию подчиненного взрослым педагогам team spirit, но к резкому усилению социальной автономии: наблюдая за толпой учеников, которые собрались в школьном дворе вокруг Сыроежкина после пропажи Электроника, один из учителей в ужасе восклицает: «Это же настоящее вече!»
Вторым источником «Электроника» является уже упомянутый выше фильм 1975 года «Приключения Буратино» — в отличие от «Тигров…» имевший огромный успех и востребованный до сих пор. Этот источник в «Электронике» неоднократно цитируется практически прямо. Так, припев в песне «Старинные часы» начинается со строк:
Таким образом, именно через «Буратино» починка часов (= воскрешение времени) в «Электронике» приравнивается к попаданию в царство мечты, аналогичное миру собственного кукольного театра за дверью в каморке папы Карло.
Игра Юры Торсуева — в первую очередь его озорная, гипертрофированная мимика — явно ориентирована на игру Димы Иосифова, исполнившего в фильме «Приключения Буратино» заглавную роль. «Отцов» Буратино и Электроника — соответственно папу Карло и профессора Громова — играл один и тот же актер, Николай Гринько (1920–1989), который в обоих случаях изображает чудаковатого, но умного и ироничного человека, который находит в себе силы смириться с побегом своего ставшего самостоятельным питомца. При том что Гринько обладал большими способностями к перевоплощению (ср., например, в те же годы исполнение роли Профессора в «Сталкере» А. Тарковского) — сходный рисунок двух функционально аналогичных ролей тоже может быть рассмотрен как своего рода аллюзия.
Социологические аспекты фильма «Приключения Буратино» исследованы Александром Прохоровым[664]. Обсуждая расстановку акцентов в фильме 1975 года по сравнению с предыдущими советскими экранизациями сказки А. Н. Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино», А. Прохоров справедливо указывает, что авторы фильма И. Веткина и Л. Нечаев превратили героя в пересмешника, который «заново придает значение миру, который он постоянно разрушает и создает». Собственно, фильм «Приключения Буратино» — история о том, как Буратино исполнил надежды Карло, Джузеппе и Тортилы, в фильме отчетливо напоминающих побитых жизнью «шестидесятников», «загнанных брутальной властью в каморки и болота».
Исходя из этого, можно предположить, что «„Тигры“ на льду» были для создателей «Электроника» скорее удобным «сырьевым складом», откуда можно брать сюжетные ходы, а «Приключения Буратино» стали для них адресатом прямой эстетической полемики и одновременно — источником легитимации: авторы напоминали аудитории юных зрителей, что их фильм — «на ту же тему», что и «Приключения Буратино», но предлагали заметно иную интерпретацию этой темы. Особенно это различие заметно на примере песен на стихи Юрия Энтина, написанных для двух фильмов [665], — в «Приключениях Буратино» они в среднем намного более сатиричны и менее психологичны, чем в «Приключениях Электроника». Возможно, неслучайно и совпадение структур названий двух фильмов — тем более, что название литературного прототекста в обоих случаях не совпадает с названием его кинематографической «транспозиции».
Социальный фильма про Электроника на фоне «Приключений Буратино» может быть интерпретирован следующим образом: нет, идеи и практика «шестидесятников» не дискредитированы, их еще, несмотря на временное поражение, можно реанимировать — но при двух условиях: если «шестидесятники» не будут «форматировать» следующее поколение по своему образу и подобию и если это следующее поколение обнаружит способность к самоорганизации и саморазвитию. В написанных же после фильма «Новых приключениях…», хотя эта повесть очень неровная и местами выглядит наивной и советской (впрочем, не стоит забывать, что автор писал ее, уже будучи смертельно больным), Е. Велтистов фактически сделал еще более прозорливое утверждение: такая самоорганизация может быть только выработкой новой культуры индивидуальных отношений между частными людьми.
Мысль о том, что перестройка стала попыткой реализации «шестидесятнической» утопии, стала банальностью еще в прессе конца 1980-х годов; столь же общим местом стало чуть позже, в 1990-е, утверждение о том, что попытка эта провалилась. Гораздо менее очевиден тот факт, что «шестидесятнических» утопий в СССР было несколько, далеко не все они присутствовали в публичном пространстве и некоторые оказались именно в 1980-1990-е годы частично реализованы — пусть и не в том виде, в каком это представлялось их авторам. Утопия фильма об Электронике, если ее понимать как комплекс эмансипационных идей, во времена перестройки и после нее оказалась частью жизненного проекта довольно значительного числа успешных мужчин и женщин, которые, возможно, и не вспоминают о «пророчестве», полученном ими в детстве.