— После модификации очков Аветисова мы решили углубиться в изучение первопричины появления родственной связи, и оказалось, что все мы рождаемся с ней. Элементарная нить обнаружилась у тысячи младенцев, которых мы осмотрели, а это стопроцентный результат. Нам еще не встретился ни один бессвязный.
Презентация возобновила свой темп, а Лёвушева продолжила давать лаконичные и весьма информативные комментарии.
— Физическое же проявление по-прежнему не поддается объяснению. Оно появляется для каждого индивидуума по-разному. Год, шесть, пятнадцать или даже пятьдесят — нет никакой временной закономерности. Однако благодаря изучению детей и взрослых, мы выявили существование других связей, помимо элементарной. И это меняет в корне все наши представления о родственных душах.
Вместо фото пошли схемы, а Иверсен не мог позволить себе даже моргнуть. Он впитывал в себя новые революционные знания, словно губка, не пропуская не единого слова. Полина Ильинична раскрыла глаза хирургам на то, почему сепарация душ далеко не всегда проходила хорошо даже у весьма одаренных врачей. Они просто не знали о нитях жизненного опыта и не видели колоссальные отличия между врожденной и приобретенными связями. До сих пор все они фактически действовали вслепую, а расплата за случайность оказывалась слишком высока: нарушение психического здоровья пациента.
Если раньше это воспринималось как неизбежный риск, то теперь операция могла стать в разы безопаснее и эффективнее. Лёвушева подошла к объяснению иных нюансов синергии нитей, затрагивая малоизученную тему узлов на них, и Конрад решился под шумок покинуть конференцию. То, что он задумал, необходимо было провернуть сейчас. Другого столь восхитительного шанса ему могло уже и не представиться.
Без проблем выйдя из зала, он поспешил по знакомому пути, по которому Полина Ильинична недавно вела свою пациентку. На плохую память мужчина никогда не жаловался, а потому без труда отыскал нужную ему палату и вежливо постучал.
— Алла Валентиновна, можно зайти? — Открыв дверь на пару сантиметров, он увидел невысокую женщину у окна, игравшую пальцами по подоконнику, словно по клавишам фортепиано. Иверсен уже думал оставить ее в покое и уйти, будто его здесь и не было, но уверенный сильный голос произнес:
— Входите, молодой человек. Вы же заглянули не из праздного любопытства, верно?
Губы Конрада тронула легкая улыбка, и он вошел в комнату, деликатно закрыв за собой дверь. Он всегда перемещался тихо и аккуратно, не совершая лишних действий.
— Верно. Я хотел, как коллега Полины Ильиничны, справиться о вашем самочувствии. Все ли прошло хорошо?
Обернувшись, Алла внимательно осмотрела мужчину напротив. Ее взгляд сам собой приковался к кистям Иверсена, которые как раз оказались на уровне груди. Женщина улыбнулась и сообщила интересную деталь:
— Ваши руки могли бы стать руками пианиста, однако и хирурги творят своего рода музыку, — Алла Валентиновна склонила голову, а затем жестом пригласила гостя занять кресло у окна. — Чувствую я себя восхитительно, словно я просто вздремнула, а не побывала на сепарации.
— Глядя на вас, не могу не поверить вам, — заключил Конрад, встав рядом с Аллой. Сидеть вовсе не хотелось, наоборот, он желал немного размять мышцы после двухчасовой конференции. — Извините, забыл представиться. Доктор Иверсен, но вы можете звать меня Конрадом.
— Конрад… хм, как скажете, — она снова увлеклась происходящим за окном, а мужчина не торопил разговор, вместе с ней наслаждаясь тишиной. — Интересное имя. Откуда вы?
— Из Норвегии, но я уже так давно живу здесь, что почти свой, — пояснил он, упершись ладонями в подоконник.
— Совсем свой. Я не могу уловить даже нотку акцента. Вы очень хорошо говорите по-русски.
— Благодарю, Алла Валентиновна.
— Не стоит так официально. Ко мне можно обращаться просто Алла. Мне никогда не была по вкусу эта кокетливая дистанция. — Пальцы женщины потянулись к ручке, однако сил повернуть не хватило. — Здесь очень душно, Конрад. Не откроете?
— Конечно.
Одним ловким движением Иверсен распахнул окно, и Алла тут же вытянулась наружу, жадно втягивая ноздрями свежий воздух. Лицо просияло, и уже звонкий голос вдруг полюбопытствовал: