Во время этой речи Дженет все время сухо покашливала. Мур озабоченно оглядел ее. На прехорошеньком личике Дженет не было ни пятнышка, но золотые волосы свисали вялыми сосульками, а большие голубые глаза чуточку покраснели. Мур заподозрил, что опоздал с заклятьем.
— А Роджер? — буркнул он. — Тоже вырастет просто супер каким красавцем? Дженет задумалась.
— Он пошел в Милли. Но, — добавила она и снова закашлялась, — он все равно будет страшно милый.
— А я нет, — грустно отозвался Мур. — Я хуже всех. По-моему, я превращусь в злого колдуна. И еще, по-моему, ты тоже заболела.
— Нет! — возмущенно закричала Дженет.
Но она действительно заболела. К вечеру она уже лежала в постели, вся в красную пупырышку и даже страшнее, чем Джулия. Снова по лестницам забегали служанки с горячим молоком и всякими жаропонижающими отварами, а Милли по новенькому телефону, установленному на мраморной лестничной площадке, позвонила врачу и попросила его приехать еще раз.
— Я прямо с ума сойду, — пожаловалась она Муру. — Дженет совсем разболелась, еще хуже Роджера и Джулии. Будь хорошим мальчиком, пойди-ка посмотри, чтобы Тонино у нас не скучал.
«Так я и знал!» — подумал Мур и нога за ногу побрел обратно в игровую.
За его спиной снова затрезвонил телефон. Мур услышал, как Милли сняла трубку. Он прошел еще три шага и услышал, как трубку повесили. Милли горестно застонала, и тут же из кабинета вышел Крестоманси — посмотреть, что случилось. Мур благоразумно сделался невидимкой.
— Боже мой! — воскликнула Милли. — Звонил Мордехай Робертс. Ну почему всегда все сразу? Габриэль де Витт хочет завтра повидать Тонино.
— Как неудобно! — огорчился Крестоманси. — Мне завтра непременно надо быть в Серии Первой на Магическом Конклаве!
— Но не могу же я бросить детей! — всплеснула руками Милли. — Дженет потребуется всевозможное колдовство, особенно для глаз! Неужели нельзя отложить визит Габриэля?
— Боюсь, нет, — покачал головой Крестоманси. — Завтра у Габриэля последняя возможность повидать кого бы то ни было. Жизни стремительно покидают его. А когда я рассказал ему о Тонино, он очень воодушевился. А, вот что можно сделать. Надо послать с Тонино Мура. Габриэль интересуется Муром почти в той же степени, что и Тонино, а Муру очень полезно чувствовать ответственность.
«И ничуть не полезно! — подумал Мур. — Ненавижу ответственность! Ну почему именно я? — тосковал он, невидимо ретируясь в игровую. — Ведь могли бы послать любого волшебника из Замковых служителей или мисс Бессемер — да кого угодно! Хотя, наверное, все будут очень заняты — ведь Крестоманси уедет, а Милли надо ухаживать за Дженет».
В игровой на потертом диванчике свернулся Тонино, погруженный в одну из любимых книжек Джулии. Он едва поднял голову, когда дверь отворилась, словно бы сама по себе, и Мур, встряхнувшись, снова сделался видимым.
Тут Мура осенило, что Тонино — настоящий книжный червь. Те же симптомы, что и у Дженет и Джулии. Это его порадовало. Мур тихонько отправился в свою комнату, собрал там книжки, которые ему подсовывали Дженет и Джулия и которые Муру как-то не глянулись, — в самом деле, с чего Дженет решила, будто он станет читать книгу под названием «Милли идет в школу»?! — и отнес всю охапку обратно в игровую.
— На вот, — буркнул он, сгружая книги на пол возле Тонино. — Дженет говорит, они ничего.
И он подумал, забираясь на другой потрепанный диванчик, что именно так и становятся злыми волшебниками — когда делают добрые дела ради дурных целей. Мур начал ломать голову над тем, как избавиться от опеки над Тонино на завтра.
Мур всегда боялся навещать Габриэля де Витта. Пожилой волшебник был такой старомодный и колкий, и так ясно было видно, что он чародей, и все время надо думать, как себя вести, и все время быть по-старомодному учтивым... Но сейчас-то еще хуже. Как говорил Крестоманси, все девять жизней старого Габриэля покидают его одна за другой. Каждый раз, когда Мура возили навестить Габриэля де Витта, тот казался все старее, слабее и изможденней, и Мур втайне боялся, что вот однажды придет он к Габриэлю и поведет учтивую беседу — и вдруг в самом деле увидит, как старика покидает одна из его жизней. Как не завизжать!
Этот страх был так силен, что Мур едва мог разговаривать с Габриэлем — лишь глядел во все глаза и ждал, когда того покинет жизнь. Габриэль де Витт сказал Крестоманси, что Мур — мальчик странный и скрытный. На что Крестоманси самым что ни на есть ироническим тоном ответил: «Да что вы говорите?»
На самом деле, обижался Мур, это с ним надо нянчиться, и нечего ломать его дух, заставляя сопровождать всяких маленьких итальянцев ко всяким престарелым чародеям. Но придумать, как бы отвертеться от этого так, чтобы ни Милли, ни Крестоманси не разоблачили бы его в ту же минуту, Муру не удалось. Кажется, Крестоманси догадывался, что Мур не вполне честен, еще до того, как тот сам это понимал. Мур вздохнул и отправился спать, надеясь, что к утру Крестоманси передумает и решит послать с Тонино кого-нибудь другого.
Этого не случилось. Крестоманси (в сине-зеленом шлафроке с узором в виде пенных волн) появился в столовой, когда Мур и Тонино завтракали, и сообщил им, что они едут в Далвич поездом в десять тридцать навестить Габриэля де Витта. Потом он вышел, и вбежала Милли, очень усталая, потому что полночи просидела с Дженет, и сунула им деньги на билеты. Тонино нахмурился:
— Я чего-то не понимаю. Леди Чант, разве монсиньор де Витт не был предыдущим Крестоманси?
— Пожалуйста, называй меня Милли, — попросила Милли. — Да, это правда. Габриэль занимал этот пост, пока не решил, что Кристофер готов сменить его, а потом ушел в отставку... А, вот ты о чем! Ты думал, он умер! Ох, нет, нет, вовсе нет. Вот увидишь, Габриэль полон жизни и остроумия, как всегда.
Когда-то Мур тоже думал, будто предыдущий Крестоманси умер. Он думал, что всегда нужно, чтобы предыдущий Крестоманси умер, и тогда на пост заступает следующий, поэтому очень тревожился за нынешнего Крестоманси — а ну как последние две жизни возьмут да и покинут его, и на Мура свалится тяжкое бремя ответственности за использование магии во всей вселенной? Он очень обрадовался, когда узнал, что дела обстоят гораздо проще.
— Только не волнуйтесь, — успокаивала их Милли. — Мордехай Робертс встретит вас на станции, а после обеда отправит обратно на такси. А здесь Том подбросит вас на станцию на машине и встретит с обратного поезда в три девятнадцать. Держи деньги, Мур, и вот тебе еще пять шиллингов — вдруг захотите перекусить на обратном пути, потому что мисс Розали, конечно, очень предупредительна, не сомневаюсь, но о том, какой у мальчиков аппетит, она не имеет ни малейшего представления. Никогда не имела и с годами не меняется. А когда вернетесь, все мне расскажете.
Она нежно обняла каждого и выбежала из комнаты, бормоча: «Ячменный отвар с лимоном, через полчаса жаропонижающее, потом глазные капли...»
Тонино отодвинул чашку с какао.
— Боюсь, меня укачает в поезде.
Так оно и оказалось. Хорошо еще, что когда молодой человек, исполнявший обязанности секретаря Крестоманси, привез их на станцию, Муру удалось занять отдельное купе. Тонино забился в уголок прокуренной клетушки и, до отказа опустив окно, замер, прижав к губам платок. Нет, его не стошнило, но он все бледнел и бледнел, пока Мур не перестал верить своим глазам, потому что живой человек так побледнеть не может.
— И что, тебе всю дорогу от самой Италии было так худо? — потрясенно спросил Мур.
— Даже хуже, — промямлил Тонино сквозь платок и стал отчаянно сглатывать.
Мур знал, что должен проявить сочувствие. Его и самого страшно укачивало, но только в машине. Но, вместо того чтобы пожалеть Тонино, он даже и не знал, что чувствовать — превосходство или раздражение по поводу того, что Тонино опять было хуже, чем ему.
По крайней мере, это означало, что разговаривать с Тонино не придется.
Далвич был приятным местечком немного к югу от Лондона, в котором, как выяснилось сразу после того, как поезд отошел от перрона, дул сильный ветер, так и гнувший деревья, так что свежего воздуха оказалось хоть отбавляй. Тонино вдохнул полной грудью и начал понемногу приобретать прежний оттенок.
— Путешественник из него просто хуже некуда, — с симпатией заметил Мордехай Робертс, сопровождая их к такси, которое ждало неподалеку от станции.