— Туда немного поинтереснее, — сказал Коротков. — Только и там долго обратки ждать приходится. Ты домой сейчас?
Толик хотел ответить, что домой, но кто-то тронул его за плечо. Он обернулся: сзади стоял Сергей. Толик окинул его взглядом. В модной распахнутой куртке на меху, из-под которой был виден темный костюм, при модном галстуке, похудевший, с короткой стрижкой, Сергей выглядел года на три старше своих лет. Толик искренне обрадовался, увидев его.
— Привет, Серега! — воскликнул он. — Заключил бы тебя в крепкие объятия, как пишут в книгах, да боюсь помять костюм. По какому поводу этот парад?
— Здравствуй, старик, — серьезно ответил Сергей. — Вот ты-то мне и нужен.
— Как сказал любитель шашлыка, выбрав в стаде барашка пожирнее, — вспомнил старую игру Толик Настроение у него после первой поездки было радужное, но Сергей, судя по всему, был настроен на серьезный разговор.
— Слушай, Толик, кроме шуток. У меня к тебе превеликая просьба. Можешь сделать для меня?
— Спрашиваешь!
— Ты сейчас домой?
Толик утвердительно кивнул.
— Отойдем в сторонку.
Они отошли, и Сергей объяснил:
— Понимаешь, девица одна тут есть. Надо бы ее домой отвести...
— Кто такая? — насторожился Толик.
— Да ты ее знаешь. Помнишь, тогда в парке? Ну вот, та самая. Надежда.
— А что, она сама не дойдет?
— В том-то и дело. Понимаешь, выпила она. Да, видно, не рассчитала, да еще на голодный желудок. Словом, развезло ее. И оставаться ей тут никак нельзя. Выручишь?
— А сам ты что же?
— Вот какая закавыка. Сегодня в красном уголке вечер, мне официально наставника будут прикреплять, Ивана Алексеевича. Вернее, меня к нему. Так что мне обязательно нужно присутствовать. А иначе разве бы я просил?
Толик задумался. Идти через весь город с пьяной девицей — конечно, удовольствие не из приятных, но и друга тоже выручить нужно. Кроме того, уже стемнело, может быть, никто из знакомых и не попадется.
— Ладно, — решил он. — Где она живет?
— Тут, недалеко, в общежитии. Знаешь его?
Толик с облегчением кивнул. До общежития было недалеко.
— Второй этаж, комната шестнадцать, — продолжал Сергей. — Как поднимешься — направо.
— А сейчас она где?
— Там, на выходе.
Они двинулись к выходу. В тамбуре, между дверями, в самом углу, прижавшись к стене, стояла, съежившись, девушка. Сергей подошел к ней и встряхнул за плечи.
— Слышишь, Надежда, ты сейчас вот с Толиком домой пойдешь. И не дури, поняла? Придешь и сразу спать!
Девушка попыталась выпрямиться, но голова ее снова поникла, она заскользила спиной по стене, и если бы Сергей не подхватил ее, свалилась бы на пол. Толик понял, что девушка гораздо пьянее, чем ему показалось с первого взгляда, и от этого взятая обязанность стала еще более неприятной. Но идти на попятную было уже поздно, да и нельзя не выручить Сергея в такой день. Он крепко подхватил девушку под руку.
— Ну, держись за меня крепче, Надежда. Теперь я твоей надеждой и опорой буду. Открой нам дверь, Сергей, да пошире. И можешь спокойно шагать в красный уголок, доставлю твое имущество домой в целости и сохранности.
— Спасибо, старик!
— Положим, одним «спасибо» ты не отделаешься. За спасибо только работник у попа целый год вкалывал. А я хоть и Толька, да ты не поп, — скаламбурил он.
Сергей первый раз за их встречу улыбнулся и широко распахнул входную дверь.
— А ну, Надежда, ножками, пошли ножками, — приговаривал Телик, выводя девушку на площадь.
Ему показалось, что какая-то темная фигура шагнула навстречу им, но тут же отвернула в сторону и скрылась за углом пьедестала паровоза-памятника. В сознании на мгновение зафиксировалось это и тут же забылось, так как все внимание его было занято спутницей, чтобы не дать ей упасть. Они прошли мимо памятника и пошли дальше. Толик приговаривал:
— Крепче, крепче держись, Надежда. Да не падай ты! Вот так. А тут мальчишки-озорники раскатали. Осторожно! Мы это место
аккуратненько обойдем...
Позднее он вспомнит, что уже некоторое время за их спиной раздавались чьи-то шаги, но тогда он их не слышал, вернее, не обращал внимания.
— Анатолий!
Звенящий оклик словно хлыстом ожег его. Он повернулся, придерживая Надежду за талию. Перед ним воплощением гнева и презрения стояла Мила Голованова.