— Вон пусть Толик начинает, он сегодня именинник. — Корин уже протягивал стакан: — Держи, тезка!
«Разве его тоже Анатолием зовут? — подумал Толик. — Вот не знал. Все Заводной да Заводной».
— Не надо бы парню. Вроде рановато, — возразил Костя Сергеев, но ему и договорить не дали:
— Брось, капитан. Парень сегодня взрослым стал, за взрослых играет!
— Да как играет! Если честно говорить, в сегодняшней победе на девяносто процентов его заслуга.
— Это точно! — подхватил Петрович. — Из-за него, паразита, я две бутылки проспорил!
— Жалеешь, что ли? — поддел его Корин.
— Нет, не жалею! — вскинулся Петрович. — Такая игра не только двух бутылок стоит. Только пусть он, паразит, и дальше так стоит! Быть вам тогда чемпионами республики.
— Твоими бы устами мед пить. А пока на, водки выпей. Держи и ты, капитан. За хорошего вратаря, за сегодняшнюю победу и за будущие!
Костя и Петрович выпили, а Толик все еще нерешительно держал стакан в руке. Честно говоря, пить ему совсем не хотелось. Но уж очень льстило, что он на равных со взрослыми игроками, с теми, на кого еще вчера смотрел с трибун с немым обожанием, а сегодня — среди них, и больше того, они не только приняли его в свою среду, но и такого высокого мнения о нем. Вон как говорят: в сегодняшней победе на девяносто процентов его, Толика, заслуга.
— Не задерживай стакан, пей по-быстрому, другие ждут! — поторопил его Корин. Толик сделал несколько глотков. Теплая водка обожгла горло, и он закашлялся. — Не в то горло попала, — констатировал Корин. — Ничего, бывает. Допивать будешь? — Толик отрицательно замотал головой. — Тогда на, подавись, вот еще, — он протянул ему бутерброд с колбасой, причем, пласт колбасы был чуть ли не вдвое толще куска булки.
— Не хочу, — отстранил его руку Толик.
— Закусывай, закусывай! — прикрикнул на него Костя, и Толик послушно взял бутерброд, начал жевать. В горле все еще першило, но в животе и в груди сделалось тепло.
А уже выпила и вторая очередь, и в комнате стало шумно. Говорили, не слушая друг друга, вспоминали различные случаи из сегодняшней игры и из прошлых.
— Нет, ты расскажи, расскажи, — приставал кто-то к Корину, — как ты сам себе мяч на выход прокинул и в офсайде оказался.
— Этого по правилам не может быть, — сказал Толик.
— А вот было! В Ковылкино было! Да ты расскажи, Заводной, не стесняйся.
— Да что там рассказывать? — отмахнулся раскрасневшийся от выпитой водки Корин. — Судья чумовой попался, вот и все. Поставили местного.
— А как все-таки было?
— Да как. Иду я по краю, защитник на меня. Я мяч вдоль бровки прокинул слева, а сам защитника справа обошел, на скорости. Да, видно, сильно подкрутил мяч, вот и опередил его. Остановился, жду, когда мяч подкатится, а судья — фью-ю! Офсайд! Я было спорить, а он мне — вон, говорит, с поля. Так и выгнал.
— Вот это да! — рассмеялся Толик. — Прямо анекдот.
А в другой стороне разглагольствовал Ковалев:
— Не-ет, пока начальство не заинтересовано, хорошей команды не будет. Вон посмотри, как саранские паразиты приехали: на собственном автобусе! И каждый из них за игру не меньше десятки получит. А вам сколько местком выделил? Четвертной на всех! Правильно я говорю? — опять ловил он собеседников за руки. Язык уже плохо слушался его, и получалось: «Пра-ально я га-арю?»
— Верно, — поддержал его председатель ДСО «Локомотив», — чтобы освободить игроков на игру, находишься от одного начальника к другому! И то не всегда добьешься.
Он говорил, поглядывая на тех трех болельщиков, которых Толик не знал.
— Ладно, ладно, — снисходительно заверил один из них. — Будут тебе освобождения!
— А что толку? — вмешался один из игроков и повернулся к Косте. — Ты как за освобождение получаешь?
— По среднему, — пожал тот плечами.
— И сколько на каждой игре теряешь?
— Если ездку пропускаю, рубля два, три.
— Вот то-то я и говорю, — повернулся игрок к начальству. — В месяц три ездки пропустишь — десятка долой. Да и на том же среднем заработке отражается.
Этот разговор был непонятен, а потому и неинтересен Толику, и он подошел к своему тезке Корину. Тог рассказывал о какой-то игре на кубок дороги. Заметив подошедшего, обнял его за плечи и сказал:
— Вот будь тезка с нами, мы бы не проиграли. Ей-богу не проиграли бы! Ты не обижайся, Антон,
— А я и не обижаюсь, — хмуро буркнул тот. — Я тогда играл — у меня температура тридцать девять была.