С одной стороны, это «жесткое» знание – социальные договоренности, условности, «конвенции», то есть то, что люди договорились считать объективным, реально существующим. Такое знание механистично в том смысле, что его можно достаточно легко запомнить и воспроизвести. Как писал один из первых западных исследователей дзен-буддизма, А. Уотс, западный человек считает знанием лишь то, что может определить в словах или иной знаковой системе, например, математических или музыкальных символах. Человек приобретает конвенциональное знание через различные готовые коды общества. Во-первых, это язык. Во-вторых, это способ, которым культура условилась различать предметы в пределах каждодневного опыта. В-третьих, коды социальных ролей, позволяющие человеку идентифицировать себя с определенными стереотипами и правилами поведения. [Уотс, 1993; с. 26–29]. Создаваемые в рамках конвенционального знания абстракции позволяют быстро «схватывать» реальность умом, но проблема в том, что они дробят ее на части, и мир предстает как линейная последовательность его частей. На самом деле многие вещи происходят «сразу», одновременно и никак не поддаются адекватному выражению в абстрактных символах [Уотс, 1993; с. 31].
С другой стороны, на Востоке считают, что есть «живое», текучее знание. Это то самое «неявное знание» М. Полани, которое не облекается в четкие формулы. Его человек приобретает либо, осваивая определенные техники изменения сознания (вроде йоги, медитации), либо открывает сам под руководством наставника. Например, размышляя над так называемыми коанами – короткими алогичными изречениями, вопросами или диалогами, доступными не рациональному, а скорее интуитивному пониманию. Один из таких коанов: «Как звучит хлопок одной ладони?» Современные исследователи древнекитайской философии М. Пьюэтт и К. Гросс-Ло отмечают, что в Китае знали об ограничениях рационального мышления, и потому важной частью обучения было «оттачивание инстинктов, облагораживание эмоций» [Пьюэтт, Гросс-Ло; с. 20–23].
Примечательно, что отечественные исследователи журналистского творчества уже описывали то, что журналист работает не только с конвенциями, но и при поиске информации и ее интерпретации опирается на «личностные» и «неявные» знания. Л. Г. Свитич, описывая профессиограмму журналистской деятельности, обратила внимание на то, что важное качество журналиста – это умение видеть скрытые взаимосвязи между разными объектами. В этом смысле журналист выступает своеобразным посредником между миром скрытого, неявного знания и уже очевидного: «Глубинный смысл гнезда понятий, связанных с журналистской профессией, журналистикой, журнализмом – информаторство, медиаторство, коммуникаторство, вестовщичество, ораторство, ведовство, прорицательство…» [Свитич, 2007; с. 52–55]. Е. Е. Пронина отметила, что универсальный механизм творческого мышления – это «АГА-переживание»: догадка, открытие, прозрение, откровение. Это «момент, когда, как говорят психологи, “бессознательное переходит порог сознания”, и в понимании человека складывается новый, более аликвотный образ реального явления или своего существа» [Пронина, 2003; с. 7]. Об этом же феномене, трудно алгоритмизируемом этапе журналистской деятельности, писал В. Ф. Олешко: возникновение новых когнитивных структур происходит в результате озарения, это не что иное, как интуиция, которая характеризуется неосознанным решением с дальнейшим его осознанием. В творчестве, в том числе журналистском, она играет главную роль, но ее нельзя вызвать принудительно [Олешко, 2014; с. 97–98].
Журналистская деятельность – это не просто сбор уже имеющейся информации и ее перекомпоновка. Хорошо иллюстрирует модель движения информации в системе отношений «Журналист-Аудитория», которую описал Е. П. Прохоров: «Действительность – Журналист – Текст – Аудитория» [Прохоров, 2003; с. 38]. Модель позже дополнил С. Г. Корконосенко, сопроводив компоненты описанием разных видов человеческой деятельности. Журналист познает действительность, а потом преобразует полученные знания, создавая текст, который позже воспринимает аудитория, чтобы каким-то образом изменить действительность или свое отношение к ней [Корконосенко, 2024; с. 72–74].
Данная схема четко показывает, что журналистика предполагает сочетание двух разных видов мыслительной деятельности. На этапе познания важно воспринять действительность самыми разными способами, в том числе используя «неявные знания», и уловить скрытые взаимосвязи. А вот на этапе конструирования сообщения используются четкие схемы и алгоритмы, конвенции: текст создается в соответствии с жанровыми требованиями, он, подобно конструктору, «собирается» при помощи разнообразных элементарных выразительных средств.