— Ты так думаешь? — с тревогой спросил граф Слэслоу.
— Убежден, — отвечал верный друг. — Ты мог бы спросить ее отца прямо сейчас, по-моему, он играет в карты.
— О нет, — сказал Брэддон, снова усевшись в угол. — Мама прожужжала мне все уши, объясняя, как это делается: я иду утром и посылаю визитную карточку; затем я встречаюсь с ее папой; после этого встречаюсь с ней, и самое большее, что я могу сделать, чтобы не отпугнуть, — это поцеловать ее в лоб.
Они немного помолчали.
Дэвид почувствовал жалость к старой графине. Новый граф обладал мозгами твердыми как камень. Дэвид прекрасно помнил, как во время их пребывания в Итоне он пытался вбить в голову Брэддона шесть исторических дат — самых основных вроде даты битвы при Гастингсе. Если повторять что-то по восемь раз, то это останется в голове на несколько часов — вполне достаточно для сдачи экзамена. И тем не менее всегда есть риск. Однако просить руки девушки несколько проще.
Так Шарлотта завоевала самого завидного жениха. И так же быстро отказала ему. Когда отец вызвал ее для встречи с Брэддоном наедине, Шарлотта ответила молодому человеку безоговорочным отказом, мягко объяснив, что он ей страшно нравится, но не будет ли он более счастлив с мисс Барбарой Льюнстон? Барбара и он, кажется, так подходят друг другу, особенно потому, что она, как и он, очень любит лошадей.
Мать Шарлотты слегла на целых три дня и потом еще две недели не разговаривала с дочерью. Брэддон ушел мрачный, но не убежденный и, когда он в следующий раз увидел в «Олмэксе» мисс Льюистон, с отвращением отвернулся.
К 1801 году Шарлотта уже получила серьезные предложения от восьми джентльменов, и было известно, что лишь двоих интересовало ее приданое. Остальные шесть добивались ее руки из-за зеленых глаз и милой, но равнодушной улыбки.
Нет, Шарлотта никогда не выйдет замуж, признали ее родители, как-то вечером лежа в своей герцогской постели.
— Это все живопись, — сказала герцогиня. — О, Марсель, она засохнет как старая дева… Я так несчастна, — вырвалось у нее, и по щекам покатились слезы.
— Ну, — неуверенно начал герцог, — Виолетта вышла замуж довольно поздно, зачем же отказываться от надежды для Шарлотты?
Марсель был крупным спокойным человеком, получившим французское имя от романтичной матери. В последнее время оно причиняло ему некоторые неудобства — особенно в 1797 году, когда республиканская армия угрожала Англии вторжением.
— Я думаю, — предложил он, укладывая голову жены на свое плечо, — нам следует немного ослабить вожжи. Что из того, что она не хочет ездить в гости? Пусть рисует картины. — Он собирался добавить, что ему надоели споры о балах, но сдержался.
Герцогиня потерлась головой о плечо мужа. Он был добродушным человеком, но не имел никакого представления о неприятностях, которые ожидали женщину, так и не вышедшую замуж: унижения и оскорбления уже проявлялись в отношении к Шарлотте.
— Но тогда… где она будет жить? — в отчаянии спросила Аделаида. — Хорэс наследует этот дом и дом в деревне; он захочет завести семью, и, кто знает, согласится ли он на то, чтобы незамужняя сестра жила вместе с ним — особенно такая, известная своим неподобающим леди интересом к живописи?
— Вот что я тебе скажу, — рассудительно заметил ее супруг. — Две наши девочки устроены. Муж Уинни никогда не будет нуждаться в деньгах, и замужество Виолетты тоже оказалось весьма удачным. Я переведу на Шарлотту корнуэльское имение — ты знаешь, то самое, которое я получил в наследство от тети Беатрисы. Это не нарушает законов наследования, а имение приносит неплохую прибыль. Имея землю и приданое, Шарлотта будет жить припеваючи.
Аделаида задумалась. Их старшая дочь Уинифред вышла замуж за Остина Сэдлфорда, безумно богатого американца, и благополучно отбыла в Бостон; Виолетта вышла замуж за маркиза Бласса, и, действительно, ни одна из них не нуждалась в деньгах. А Хорэс наследует всю собственность герцога; он не будет претендовать на корнуэльское наследство.
Как всегда, она смотрела на вещи под несколько иным углом зрения, чем ее муж: он думал по простоте душевной, что, имея корнуэльскую ренту, Шарлотта сможет жить в достатке и купить, если пожелает, дом в Лондоне. Но Аделаида тотчас сообразила, что корнуэльское имение, небольшой замок елизаветинской эпохи и земля, превратит Шарлотту из хорошо обеспеченной дочери герцога в очень богатую наследницу. А это, мудро рассуждала она, подогреет интерес к ее дочери и положит конец сплетням о Шарлотте как о старой деве. Такая богатая наследница просто не подходит под это определение!
Кто знает, может быть, подвернется подходящий человек для Шарлотты, и не будет иметь значения, богат он или нет.
— Марсель, ты чудо, — с благодарностью сказала Аделаида и, словно кошечка с шелковой шерсткой, потерлась волосами о плечо мужа.
Сезон 1801 года начался для Шарлотты несколько по-иному. Не обращая внимания на ее протесты, отец переписал на ее имя весьма обширные земли в Корнуолле.
— Тебе было бы легче привыкнуть к ответственности, пока я могу помочь советом, — сказал он, подписывая одним росчерком пера последний документ.
Поверенный герцога, худой, сморщенный мистер Дженнингз из «Дженнингз и Конделл», внутренне содрогнулся: Дженнингз и Конделл не одобряли, когда женщины подумали во владение какую-либо недвижимость, и мистер Дженнингз предвидел бесконечные проблемы после кончины герцога Калверстилла.
Со своей стороны Шарлотта очень быстро поняла, что собственный дом обеспечит ей счастливую жизнь. Она стала владелицей надела земли в Корнуолле; как говорилось в докладе управляющего, двадцать три человека жили и работали на земле недалеко от ее дома; на полях паслось около трехсот овец. Она по нескольку раз перечитывала газетные сообщения — ее интересовали газеты, чего ранее не замечалось. Когда в Котсуолдсе рабочие разломали ткацкие станки, она вздрогнула: что, если мятеж распространится и на Корнуолл?
Шарлотта дала себе слово, что при первой же возможности поедет в Корнуолл. Она представляла, в какой ужас придет ее мать, если она заявит об этом сейчас (дорога, грязь), но, может быть, осенью… конечно же, в сопровождении кого-нибудь.
И сезон прошел удачнее, чем всегда. Шарлотте казалось теперь, что мать перестала переживать ее отказы «весьма достойным претендентам». Аделаида действительно больше не смотрела на дочь страдающим взглядом. Они снова разговаривали друг с другом без горестных упреков, подразумевавшихся прежде в каждом разговоре.
Шарлотта не сразу заметила, что мать больше не заставляет ее посещать балы. Однажды вечером она вошла в столовую и увидела, что там никого нет.
— Где мои родители, Кэмпион? — обратилась она к дворецкому.
— Полагаю, герцогиня на вечере, который устраивает леди Бриджплейт, местопребывание герцога мне неизвестно, — ответил Кэмпион торжественно, отодвигая ей стул.
Шарлотта посмотрела на стол.
— Что у нас сегодня, Кэмпион? — рассеянно спросила она.
— Курица а-ля дьявол, консоме из крабов и клубника а-ля Шантильи.
— А, — равнодушно произнесла Шарлотта.
Она села и взглянула на тарелку с горячим консоме, которую Кэмпион осторожно поставил перед ней. Одинокая жизнь… Может быть, ей следует найти себе компаньонку? Она представила пожилую леди в чепце и надула губы — вероятно, нет. Две старые девы, подумала Шарлотта. Она не испытывала горечи, но впереди была одна лишь скука.
Возможно, она совершила ошибку. За то время, пока она отбивалась от восьми предложений руки и сердца, Шарлотта обнаружила, что действительно не испытывает ответного чувственного интереса к первому же мужчине, пытающемуся ее поцеловать. Когда граф Слэслоу элегантно и в изящных выражениях сделал ей предложение, она мило отказала ему; когда же он, не признавая отказа, схватил ее в объятия и начал целовать, она никак не реагировала. Наоборот, она крепко сжала рот, и, если не принимать во внимание, что своими зубами он поцарапал ее губы, Брэддон ничего не добился. Он сдался и с обидой отступил.