Риз Катя
Вот такие дела
- Вот такие дела.
- Не радостные.
- Думаешь?
На него был брошен осуждающий взгляд, и он послушно напустил в глаза печали. Сник и глубокомысленно протянул:
- Да-а...
Она его видимыми страданиями удовлетворилась и снова отвернулась к плите. Он тут же страдать бросил и принюхался. Пахло его любимыми оладьями с яблоками. Она всегда пекла ему оладьи, когда необходимо было его подбодрить или успокоить. Сегодня был как раз такой день. Потому что вчера от него ушла жена.
Или он сам её выгнал?
Может, и выгнал, но той, которая пекла оладьи, знать это совсем не нужно. Расстроится ещё, а расстраивать её он не любил.
Поджал босые ноги, пристроил их на перекладине высокого табурета, снова принюхался и взмолился:
- Ксюш, я сейчас от голода умру!
Она беззвучно рассмеялась, судя по тому, как дрогнули её плечи. Взяла тарелку и принялась перекладывать горячие ароматные блинчики со сковороды на неё. Потом поставила тарелку на стол.
- Ешь.
Он довольно заулыбался, уцепил один блинчик рукой, смешно охнул и начал дуть на него.
- Они горячие, Андрей.
- И это здорово, - кивнул он и откусил. Принялся хватать ртом воздух, пытаясь остудить. Подвинул к Ксении свою чашку, и она послушно налила ему кофе. Достала из холодильника тарелочку со сметаной.
Смотрела, как Андрей жуёт, макает оладьи в сметану и тянет всё это в рот, запивает кофе и щурится довольно, как кот.
- Что-то ты не выглядишь несчастным, - заметила Ксения.
Он замер, даже жевать перестал. Глянул исподлобья, вроде застыдившись.
- Если я не выставляю напоказ свои чувства, то это ещё не значит...
- Карпов, прекрати врать.
Андрей дёрнул рукой, и капля сметаны упала на стол. Он с неудовольствием посмотрел, а Ксения взяла тряпку и быстро всё вытерла.
Андрей облизал пальцы и вздохнул.
- Ты же сама говорила, что она странная.
- Это я странная. Ты так всегда говоришь. Вот мне и кажется... порой. А она твоя жена. Ты же зачем-то на ней женился?
- Да когда это было, Ксюш?
- Когда? Всего два года прошло.
Он снова вздохнул и сморщился так, словно от лимона откусил.
- Ладно, давай не будем вспоминать зачем и почему. Всё кончилось.
- Ты уверен?
Андрей отхлебнул из чашки и кивнул.
- Ещё как. Не хочу больше ничего.
- Твои родители расстроятся.
- А что я могу сделать? Вот такой непутёвый у них сын.
Ксения поневоле улыбнулась. А потом предупредила:
- Только не вздумай сказать им, что я считала её странной!
- Почему?- "удивился" он.
- Да потому что я тебя знаю! Ты всегда так говоришь, когда хочешь всё свалить на меня. "А вот Ксюша сказала!.."
Карпов фыркнул от смеха.
- Ничего смешного, - насупилась она. - Твоя мама до сих пор мне вспоминает ту историю, когда ты отказался идти на юбилей к Балашину только потому, что я назвала его похотливым старикашкой.
- Он к тебе приставал! - возмутился Андрей. - Ты же мне рассказывала.
- Перестань. Будто ты Балашина не знаешь. А тебе просто необходимо было исчезнуть на пару дней, а припоминает это Мария Викторовна почему-то мне, будто я из вредности тебя на этот вечер не пустила!
- Ну не злись, Ксюш.
Она махнула на него рукой. Немного помолчала, потом спросила:
- И что ты собираешься делать?
- С Ленкой? - на всякий случай уточнил он, а Ксения снова принялась хмуриться, и он тут же пошёл напопятную. - Не знаю. Разводиться, наверное.
- Ты бы с плеча не рубил, а подумал.
- А что думать? Она меня не любит, я её не люблю... Ксюш, ты зря расстраиваешься.
- Я не расстраиваюсь. Это твоя жизнь. Хочешь - разводись.
- Не понимаю, за что ты на меня злишься. Должна бы пожалеть.
- Вот если бы ты мучился, я бы может и пожалела... Может быть. А так... - Она развела руками и улыбнулась, чуточку злорадно. - Я за Леночку даже порадоваться могу.
- О, - Андрей засмеялся, вытер рот салфеткой и кивнул. - У тебя с утра плохое настроение, я сразу заметил.
- Да ты что? - и с лёгкой иронией поинтересовалась: - Ты покушал?
- Да, спасибо.
- Со всем нашим удовольствием. - Ксения убрала тарелку и чашку, поставила их в раковину. - Квартиру ей отдашь?
Карпов потянулся за сигаретами, закурил, а Ксения замахала рукой, разгоняя дым. Она ненавидела, когда он курил. Он это знал и курил при ней редко, только когда впадал в раздражение. Это было явным признаком его неудовольствия и нервозности, даже если с виду он и казался спокойным.