Почему его не посадили на повозку? — подумал Шеравкан. Сорок фарсахов все-таки. Могли бы, правда, дать хотя бы повозку. А что? — он бы управился с лошадью.
Вообще, как-то странно было все с этим слепцом. С одной стороны — нищий преступник, которому даже повозку взять не на что. Но с другой — сам господин Гурган с надменным и презрительным видом стоял поодаль, когда его выводили из ворот тюрьмы. С надменным и презрительным видом — но стоял! Сам господин Гурган! Каждого ли нищего преступника провожает господин Гурган? Вряд ли, вряд ли. Господин Гурган приближен к эмиру Нуху. Молодой эмир Нух сел на место своего отца, эмира Назра... и говорили, что сам эмир Назр заточен в Кухандизе — Старой крепости. Не то жив, не то уже умер.
Аллах лучше знает.
Все это время они шли молча.
То ли потому, что сам слепой шагал теперь осторожнее и не вызывал лишнего раздражения поводыря, то ли сам Шеравкан старался не дергать попусту конец платка, за который тот держался, но к той поре, когда они вышли на околицу села, ничего плохого не случилось.
Вечерние дымы уже струились над крышами, путались в листве, таяли. Палец минарета сверху еще золотился, снизу уже розовел.
— Вабкент? — спросил Джафар.
— Вабкент, — хмуро ответил Шеравкан. — Ночевать будем.
Джафар со вздохом оперся о посох, повел носом, принюхиваясь.
— Смешное место этот Вабкент, — рассеянно сказал он. — Славную Бухару знают во всем подлунном мире. Скажи, что ты из одной деревушки близ ее окраины, и все поймут. Но нет — вабкентец никогда в жизни этого не скажет. Ни за что! Куда бы ни заявился, будет упрямо твердить, что приехал из Вабкента — из самого Вабкента! Всех запутает, всем заморочит голову, навлечет на себя раздражение и гнев, схлопочет десяток-другой палок — и только тогда признается, где находится его славная родина. Где же? — в полуфарсахе от такого незначительного местечка, как Бухара.
Хмыкнул и снова потянул носом.
Пахло дымом, пылью, сохнущей травой, навозом, парным молоком.
— Да-а-а! — повторил слепец с таким видом, будто вдохнул ароматы райского сада. — Вот он — Вабкент!
Глава вторая
Хозяин, келья, поэт. Явление каравана
Две желтые собаки, валявшиеся у ворот караван-сарая в золотом свете закатного солнца, подняли головы. Одна села и стала чесаться. Вторая лениво взлаяла и снова уронила голову на лапы.
Шеравкан подвел слепца к колоде, стоявшей у стены.
— Садитесь, я сейчас.
Хозяин караван-сарая, толстый человек со шрамом на щеке, только что снял тряпицу с блюда, на котором лежали куски жареной баранины.
— Здравствуйте, господин, — сказал Шеравкан, кланяясь. — Сколько комната стоит?
— Пожрать не дадут, — со вздохом заметил хозяин и снова накрыл мясо тряпицей. — Откуда?
— Из Бухары.
— Из Бухары? Что-то не торопитесь.
— Вышли поздно, — сухо сказал Шеравкан.
— Ну что ж... лучше поздно, чем никогда, — пошутил хозяин. — Полдирхема.
— Полдирхема?!
— А что такого?
— Недешево...
— Ну, дорогой мой, — урезонивающе сказал хозяин. — Ты же в Вабкент пришел, а не куда-нибудь.
Шеравкан хмыкнул. Похоже, прав слепой.
— Ладно. Только на первом этаже дайте комнату.
Хозяин взял монету. Сощурился.
— У вас товар?
— Какой товар?
— На первом у меня купцы селятся, — пояснил хозяин. — С товарами.
— Нет товара. Я слепого веду, ему трудно по лестнице.
— Слепого? — насторожился хозяин. — Зачем мне слепые?
— Какая разница? Я такие же деньги плачу.
— А такая разница, что у меня приличное заведение, — сердито сказал хозяин, бросив дирхем в холщовый кошель и принимаясь выбирать из него медные фельсы похуже. — У меня купцы останавливаются. Караванщики. У меня чистота. Порядок! Понял? Калеки и нищеброды должны ночевать на базаре. Если караван придет, я вас на галерею выселю. Мне купцам нужно место давать. Держи сдачу. Почему ты вообще ко мне его привел, а не на базар?
Шеравкан пожал плечами.
— Мне сказали ночевать в караван-сараях.
— Сказали ему!.. Кто он такой, вообще?
— Не знаю.
— Как это? — удивился хозяин. — Сам ведешь, а сам не знаешь кого?
Шеравкан мученически возвел глаза к небу, намекая, что эти ненужные расспросы его уже страх как утомили.