– Я не привыкла к фрейлине в комнате, Ильсиния, – строго заметила принцесса, – вы можете идти.
– Простите мне мою дерзость, Ваше высочество, – девушка ласково глянула на неё, – но вы можете доверять мне. Я вижу, что вам не по себе в замке, вы чувствуете себя чужой и вам страшно. Нет-нет, позвольте мне не прятаться за маской любезности. Серебряный щит всегда был надёжным соратником королей Элэйсдэйра. В нашем роду нет предателей. Разрешите мне остаться с вами. Уверена, я смогу помочь.
Леолия глянула в открытое лицо и кивнула.
– Алэйда презирает меня. Как и все, считая, тёмные волосы знаком проклятия юдарда, присутствием во мне дыхания преисподней. Почему ты относишься ко мне иначе, Ильсиния?
Та рассмеялась, и от этого весёлого, звонкого смеха призраки прошлого сжались, попрятались по щелям.
– Мы граничим с Медвежьим щитом, – пояснила Ильсиния, – а, значит, и смешанные браки у нас не редкость. У медведцев, как правило, тёмные волосы. Нрав у медведей, конечно, довольно груб, но я встречала и светловолосых обитателей Медвежьих гор. И они не отличались от своих собратьев в лучшую сторону. Прикажете подать вина? Фруктов? Или, может быть, мороженного? Давайте устроим свой собственный пир по поводу вашего возвращения? Ведь королевский, надо признаться, не удался.
А потом они сидели на кровати под кружевным балдахином, потягивали вино через трубочки, смеялись и поедали лиловые шарики смородинового мороженного.
– Алэйда с детства гордячка. Золотой щит – самый богатый щит после Медвежьего, – рассказывала Ильсиния, беззастенчиво развалившись на подушках, – они торгуют со всем миром и имеют преимущества в торговле с Персиковым султанатом. Особенно разбогатели они за последних четыре года, когда в Южном щите началась чума, унесшая жизнь Её величества. По сути, златощитовцы остались главным перевозчиком товаров между Элэйсдэйром и персиковчанами. Я, конечно, Алэйду знаю с детства, мы, можно сказать, выросли вместе. По крайней мере, наши семьи часто общались. Она всегда смотрела на всех свысока, считая, что весь мир должен быть ей признателен за решение осчастливить его своим появлением на свет. Алэйда привыкла к званию первой дамы при дворе, а тут появились вы…
– Когда мы наедине, можешь обращаться ко мне на ты. Подожди, а сколько ей лет?
– Мы родились с вами… с тобой в один год.
– Значит, семнадцать, – кивнула Леолия, – с четырнадцати Алэйда вышла в свет. То есть, она только три года при дворе, а ты говоришь…
– Она быстро привыкла, – хихикнула Ильсиния. – А когда стала любовницей герцога Эйдэрда, то и совсем укрепилась в этом мнении…
Леолия поперхнулась вином и закашлялась. Немного придя в себя, шокировано уставилась на собеседницу.
– Как это? Любовницей? Разве может дочь герцога стать… Это же… Она же…
– О, Ваше высочество, – Ильсиния не смутилась, – вы просто воспитывались долгие годы в обители, а потому не знаете таких вещей. Конечно, она не официальная его любовница, но об их связи все знают. Алэйда, конечно, верит, что Эйдэрд женится на ней.
– А Эйдэрд?
– Ну кто знает, что в голове у Медведя? Но я думаю, если бы хотел жениться, то сначала бы женился, а потом уже потащил в постель.
– Но ведь это же бесчестье!
Ильсиния печально улыбнулась:
– Кто в наше время увядания заботится о таких неважных понятиях, как честь, совесть, дружба?
И Леолия увидела в синих глазах глубокую грусть.
«Она тоже одинока, – подумала принцесса, – в своём щите она маленькая королева, обречённая на одиночество. А в столице – фрейлина. И тоже ничего не решает. Её назначили мне прислуживать, не спросив, хочет ли она этого. И замуж выдадут тоже, не спрашивая. Как и меня.».
– Я буду рада, если ты станешь мне другом, Ильсиния, – сказала принцесса, протягивая фрейлине руку. – По крайней мере, пока я в королевском дворце.
Ильсиния изумлённо глянула на неё, и Леолия укусила себя за язык. Никто не должен знать о предстоящем замужестве. С каких пор она стала настолько болтливой?
– Неисповедимы пути богини, – сказала, пожав плечами, – вчера утром я готовилась к постригу и не думала, что вернусь во дворец. Кто знает, что ждёт нас завтра?
– Завтра нас ждёт охота, – радостно вскричала Ильсиния, спрыгнув с кровати, – а вы… ты уже придумала, в чем на неё отправишься?
– У меня осталось только фиолетовое платье. Серебрянное безнадёжно испорчено.
– Ты слишком добрая, – хмуро и обвиняюще глянула на неё подруга, – слишком. Нельзя было прощать служанку, которая испортила тебе платье. Тебя сожрут. Волки едят зайцев, зайцы едят… ну не знаю, может червяков каких-нибудь. Никогда не интересовалась, что именно едят зайцы, но уверена, они непременно кого-нибудь тоже едят. В этом мире все едят всех. И нельзя, чтобы съели тебя. Нельзя никого жалеть и нельзя никому верить!