— А Отец хочет видеть тебя, вот в чём вопрос? — чтобы изобразить на в общем-то миловидном лице настолько неприятную улыбку, нужно иметь определённый талант. — Ты обещал ему сеть стационарных порталов между мирами, без условий, без ограничений — почти как у Йог-Сотота. А теперь валяешься здесь, как сломанная кукла, повергнутый сумасшедшим авантюристом. Хотя, надо отдать должное, он и меня убивал, так что в общем-то, это даже не очень позорно. Но даже умирая, я доделал, что собирался. А ты — нет. Неудачников никто не любит. Особенно Древние боги.
Забив таким образом последний гвоздь, так называемый Сын Дагона удалился, оставив его наедине со своими мыслями.
Что мертво умереть не может? Пусть так.
Подводный воздух вновь окрасился красным. Плевать. Опираясь рукой о стены, чтобы не терять сознание от накатывающей тошноты, он медленно двинулся по лабиринту дворца, который знал лучше, чем многие из коренных его обитателей. Те, кто сдался, обречены. У остальных всё ещё есть шансы.
Сотня и одна мысль пришли в голову во время бесконечно долгого пути до тронного зала: что он всё ещё может предложить, что он осмелится попросить.
Но при виде громадного, одновременно похожего на рыбу и амфибию, чудовища, восседающего на коралловом троне под аккомпанемент не поддающегося описанию глубинного ритма, все они вылетели из головы.
И когда Дагон спросил своим своим внушающим ужас голосом:
— Чего ты хочешь, Люциус?
Белый лорд смог лишь униженно выдавить:
— Пощады.
Разозлил ли Древнего такой жалкий ответ, или он действительно посчитал, что проявляет милосердие? Люциус понимал, что вряд ли когда-нибудь узнает ответ. Солёная вода хлынула в рот и лёгкие, мешая вздохнуть. В те редкие моменты, когда удавалось вырваться из плена гонимых ветром волн, ему удавалось увидеть серое, затянутое тяжелыми тучами небо — так похожее на небо родного Лондона, что остался где-то в сотне миров отсюда. Если отбросить всю бедственность ситуации, это было в какой-то мере поэтичным.
Последнее, что Люциус запомнил, это борт деревянной лодки и крик, доносившийся будто сквозь пуховую подушку:
— Человек за бортом!
И наступила тьма.
— Мой милый, бедный смертный, — женский голос, одновременно властный, как у королевы, и нежный, как у любящей матери, коснулся его сознания, — тебе, видать великая удача улыбнулся, коли укус столь злого яда путь тебе в чертоги предков не открыл. Не бойся, ныне под покровительством моим ты будешь. Предвижу я, что и богине не помешает толика твоей удачи...
У неё было много имён — Дева Войны, Сосуд Красоты, Алый Стяг Победы... Свирепым воинам Гримхильда даровала силу и отвагу в битвах, юным девам — очарование и удачу в любви. Люциусу она подарила второй шанс — и он был благодарен ей за это. Никто и никогда не посмел бы назвать лорда Сеймура неблагодарным! А потому, едва оправившись, он стал с педантичной тщательностью изучать местные традиции, устои, обычаи почитания богов. Подобное рвение понравилось богине — и в рекордные сроки Люциус был назначен жрецом и настоятелем храма у моря. Он знал себе цену, он не ждал ничего иного — но среди местных столь столь стремительный успех вызвал множество пересуд. Взять хотя бы недавнюю байку об «альвийском шпиёне». Скорее забавно, чем оскорбительно.
Люциус сознательно пока не позволял себе обдумывать план по возвращению на космические трассы. Производя впечатление непробиваемого айсберга, только он сам знал, насколько последняя неудача подкосила его. Нужен отдых без авантюр и потрясений. И этот мир казался вполне подходящим для подобной передышки. Люциус готов был стерпеть, что здесь не было паровых котлов — воду для омовения всегда можно заставить нагреть послушников. Смирился, что местные варвары, прекрасно выговаривающие свои зубодробильные клички, вроде какого-нибудь Хродгербьорна, так и не научились правильно произносить его благородное гранбретанское имя, и в итоге назвали Велиот — то есть «божественный свет», что, в общем, было схожим по смыслу. А от простецкой еды даже научился получать удовольствие — она была всегда свежей и сытной.
Единственное, к чему было трудно притерпеться — это штаны. Широченные сверху, как будто не штаны это вовсе, а юбка, и такие узкие снизу, что едва просунешь ногу. Поверх этого ещё полагалось наматывать портянки до колен. Дикость. Возможно стоило сходить к местному портному и попросить сшить что-то более классическое. Жрец он или не жрец, в конце-концов? Лицо духовное и уважаемое. А значит, как-нибудь потерпят прихожане маленькое чудачество в виде классических брюк. Их все равно под мантией не видно. Люциус давно обещал себе, что обязательно выкроит время и обновит гардероб, чтобы он больше походил магу и лорду, но каждый раз находились какие-то более срочные дела.