А про себя думать о том, как круто она изменила всю мою жизнь.
Итак, я принял решение: я не буду предъявлять никаких претензий, а буду просто любить ее. Совсем как тогда, когда я надрался и сказал, что она может сделать мне больно и это нормально. Типа того.
Однако сейчас я был слишком взволнован, слишком много самых разных мыслей крутилось у меня в голове, а потому не мог трезво оценить происходящее.
Мой мозг лихорадочно работал. Надо позвонить риелтору относительно того дома в Гарден-Дистрикт. Надо позвонить отцу, чтобы удостовериться, что тот еще жив и не убил мою мать. Надо купить новый фотоаппарат.
Но к чему все это?
Я ведь даже не спросил у нее, почему мы не возвращаемся в отель, от кого мы прячемся и что реально с нами может сделать Клуб.
Но когда она велела водителю везти нас в дельту реки, в Сент-Мартинсвилл, я понял, что мы спасаемся бегством.
Мы заехали в придорожный магазин уцененных товаров и купили косметику, зубные щетки и самую дешевую одежду во всех Соединенных Штатах.
В мотеле в Сент-Мартинсвилле мы переоделись в шорты цвета хаки и белые футболки, а затем рука об руку, совсем как парочка влюбленных, нырнули в болотистые, зеленые глубины бескрайнего национального паркака «Эванджелина».
Это было волшебное место, где трехсотлетние и четырехсотлетние дубы тянули к земле свои гигантские руки, — еще одно чудо света. Трава нежной и бархатистая, фарфоровая небо проблескивает сквозь, густую листву, а косматый мох покрывает землю толстым ковром. И мир здесь кажется, как и в «Дубовой Аллее», изумрудно-зеленым и безмолвным.
Когда мы занимались любовью, нам не нужно было ни масла, ни корицы. И как тогда, на заднем сиденье лимузина, были только мы двое, но теперь мы любили друг друга в оклеенном дешевыми обоими номере мотеля. Мы залезли в крошечную ванну, прихватив собой холодного пива, а влажный воздух от дребезжащего кондиционера раздувал занавески. И мы полетели высоко-высоко — прямо к Луне и звездам.
А потом, ближе к вечеру, все повторилось, только еще медленнее, еще сладостнее и в то же время более неистово. В этой убогой комнате с будто игрушечной мебелью мы целовались, вздыхали и говорили друг другу нежные слова, а свет за окном, прикрытым старыми желтыми жалюзи за занавесками с оборочками, становился все более тусклым.
Я поведал ей о том, на женщине какого типа хотел бы жениться. Я собирался взять в жены экзотическую иностранку, вроде той, с которой жил в Сайгоне, достаточно примитивную, готовую мне ноги мыть и воду пить, не задающую лишних вопросов, — словом, вроде цветочницы Гёте или таитянок Гогена, — но осознал всю абсурдность этой идеи.
Она никак не отреагировала на мой рассказ. Я же про себя в очередной раз отметил, как она восхитительна в этих шортах, футболке и сандалиях, которые мы купили в магазине уцененных товаров. От нее пахло дешевыми и сладкими духами «Шантилли», которые она приобрела там же. И мне сразу захотелось ее сфотографировать: это лицо в сумеречном свете, эти высокие скулы, эти тени под глазами, этот капризный рот.
Наконец она все же нарушила молчание:
— Я никогда не думала, что выйду замуж. Я никогда не думала, что смогу по-настоящему полюбить. Я никогда не думала… — Она испуганно замолчала.
«Черт! Не буду заводить старые песни», — сказал себе я. И вообще, я был голоден. Мне безумно хотелось каджунской еды, настоящей каджунской джамбалайи, креветок и красных бобов. А еще послушать пронзительную, гнусавую каджунскую музыку и, если повезет, найти какой-нибудь бар, где можно было бы потанцевать.
— Собираюсь купить тот дом в Гарден-Дистрикт, — произнес я.
Она тут же проснулась, будто ее дернули за веревочку, села на кровати и удивленно уставилась на меня слегка остекленевшими глазами.
— Он ведь стоит не меньше миллиона долларов!
— Ну и что? — отозвался я.
Мы вместе приняли душ, а потом натянули на себя новые распродажные шорты и футболки. И уже собрались было уходить, как тут случил ось нечто до ужаса нелепое.
В комнату пробрался огромный коричневый таракан. И когда он неторопливо пополз по синтетическому ковру, Лиза с пронзительным визгом подскочила на кровати. На самом деле это был вовсе не таракан, а водяной клоп, по крайней мере, так мне говорили. Но в Луизиане все называют их тараканами, причем местные жители при виде их тоже орут как резаные.