Почему я не решился спросить, что происходит? Почему ждал, когда массировавший меня стальными пальцами красивый маленький Ганимед скажет: «Тебе надо поспать, Эллиот. Тебя ждет леди-босс».
И если я поначалу даже слегка задремал, его слова окончательно меня разбудили.
— Леди-босс? — удивился я.
— Да, она самая, — ответил он. — Она управляет Клубом. Она практически является его создателем. И она твой инструктор. Желаю удачи!
— Большая шишка, значит, — пробормотал я, а в голове у меня словно петарда взорвалась.
Закрой глаза, — посоветовал он, — так как, можешь мне поверить, тебе сейчас надо беречь силы.
И я, похоже, действительно уснул. Должно быть, сказалось общее переутомление, так как, проснувшись, увидел над головой плафон из свинцового стекла и услышал голос стоявшего рядом хэндлера:
— Пошевеливайся, Эллиот! Мы не можем заставлять ждать нашу Перфекционистку!
Нет, конечно нет.
И вот теперь этот лабиринт коридоров и обратный отсчет времени моей Жизни до Лизы.
Наконец мы остановились. Белый холл, тяжелые резные двухстворчатые двери. О'кей. Ты вполне устойчив ко всем стрессам.
— Заходи внутрь, Эллиот! — щелкнул пальцами хэндлер. — Становись на колени.
Дверь за мной тут же захлопнулась, он ушел, а у меня неожиданно случился приступ паники, причем более острый, чем когда бы то ни было.
Я рассматривал большую комнату, выдержанную в голубых тонах, кое-где с более яркими акцентами. Комната освещалась только солнечным светом, проникающим сквозь сине-фиолетовые шторы на французских окнах.
Огромный ярко-красный ковер, а на стенах картины кисти Ренуара и Сера, а также шедевры гаитянской живописи: пронзительное гаитянское небо, изумрудно-зеленые горы и темные застывшие фигурки местных жителей — работающих, играющих, танцующих.
На стенах висели африканские, а также эмалевые индейские маски. Изящные африканские деревянные и каменные скульптуры среди буйной растительности: папоротников и пальм в горшках. А слева от меня — спинкой к стене — огромная медная кровать.
Эта кровать чем-то напомнила мне гигантскую золотую клетку. Прутья в замысловатых завитках, полог из белого кружева нависал легким прозрачным облачком. На кружевном гофрированном покрывале — гора отделанных кружевом подушек. Настоящий будуар. Подобное затейливое убранство мужчинам иногда даже нравится, хотя сами они создать такое явно не способны, а потому возлагают эту задачу на своих спутниц жизни.
Я живо представил себе, как подхожу к этой постели. В черном смокинге, с букетом цветов — обыкновенных маргариток — в руках.
Я склоняюсь и целую спящую на кровати девушку. Именно на такой кровати. Но на этой никакой девушки не было. И вообще никаких девушек поблизости.
У меня хватило времени, чтобы по достоинству оценить воздействие этой комнаты, которая так элегантно приглашала в мир запретных наслаждений. Легкий трепет ветвей деревьев за окнами — совсем как медленный танец.
У меня застучало в висках, и я неожиданно перестал понимать, где нахожусь. Дверца ловушки открылась — и я вдруг оказался в тайной комнате. И без всяких видимых причин комната эта вдруг стала давить на меня. Слишком много серебряных вещиц на комоде с круглым зеркалом: какие-то коробочки, флакончики духов, щетки. Атласная туфля на высоком каблуке, валяющаяся возле кресла. И все эти белоснежные кружева.
Я сел, откинувшись на пятки, чтобы получше осмотреться. Лицо мое пылало, так же как и нечто другое, что меня немало беспокоило. Я вдруг снова попал в душные женственные викторианские спальни в Доме Мартина, но эта спальня была другой: не такой искусственной и слегка безумной. Но не сценой, специально обставленной для всех этих безумств, а вполне реальной спальней.
А еще там было очень много книг. Целые полки книг, причем явно зачитанных до дыр. Вперемешку книги в бумажной обложке и в твердом переплете, кое-где заклеенные скотчем.
Потом я заметил свисающую с потолка белую кожаную цепь с прикрепленными к ней наручниками. Это заставило меня снова перевести взгляд на черную атласную туфлю, валяющуюся возле кресла.
И когда дверь открылась — тихо-тихо, с еле слышным щелчком, — я вдруг почувствовал, что у меня от страха мурашки поползли по телу.
Она только что вышла из ванной комнаты, и на меня дохнуло ароматом свежего луга и цветов, а еще чем-то чуть горьковатым, дымным: это был ее залах.