Голод и сладкий запах одолели Вальку, но стоило ей попробовать блюдо, как головная боль усилилась, отчего девушка болезненно поморщилась. На неё как будто что-то давило — выталкивало, и с каждой съеденной ложкой всё сильнее.
«Уходи прочь!» — потребовала Валька, сметя тарелку на пол, как и саму Валькирию. Она догадалась, что только что ела любимое блюдо другой личности.
«Я думала, вы голодны…» — служанка вмиг убрала кашу с пола и покинула покои.
Не успела головная боль пройти, как внутрь вновь вошли «незнакомцы». Валька утонула в ласке, заботе и любви Гарольда, Фалько и Падмы. Голова раскалывалась всё сильнее, трансформируясь в зуд. Из глаз почему-то лились слёзы.
«Простите меня…» — произнесла Валькирия.
«За что ты извиняешься, звёздочка⁈ Ты ни в чём не виновата!» — запротестовал Гарольд.
«Я больше не могу… Не могу зваться вашей внучкой… И дочерью после того, как…» — у Валькирии помутнело в голове, когда она вспомнила, как вела себя, и что с ней происходило на глазах у всей империи и, главное, Торресов.
«Что⁈ НЕТ! Валькирия, не смей так говорить!» — Гарольд взял внучку за плечи.
«Дочка, что бы с тобой не случилось, и что бы не произошло, ты останешься нашей дочерью!» — твёрдо сказала Падма, но вспомнив вдруг про сына, почувствовала себя мерзко.
Валькирия хотела что-то сказать, но вместо слов издавала лишь что-то лепетала. Казалось, она боролась с чем-то, да с таким рвением, что покрылась холодным потом.
«ПОШЛИ ПРОЧЬ!» — внезапно крикнула Валька и потеряла сознание.
Гарольд, Фалько и Падма ужаснулись. Уже через 5 секунд в покоях появился доктор. Осмотрев госпожу Торресов, он сказал, что ей нужен покой и постельный режим. Это также означало, что родители больше не смогут постоянно её навещать.
Вскоре Валька очнулась, будучи обессиленной. От воспоминаний о счастливых днях, проведённых с хозяином, на глаза наворачивались слёзы. Как она должна в таких ужасных условиях дождаться его? Всё происходящее — сущий кошмар! Какие-то незнакомые люди вызывают головную боль, помогаю двум сущностям захватить контроль над её телом… Нет сомнений, если она даст слабину, то они начнут захватывать контроль всё чаще и чаще, пока она окончательно не утратит волю к борьбе и не впадёт в вечное забвение, что для девушки будет равнозначно смерти.
{Хозяин, пожалуйста, поторопись!} — Валька понимала, что у неё нет иного выбора, кроме как бороться до последнего за своё счастье, ведь альтернатива даже хуже смерти.
…
В безграничном сером мире, также называемом лимбом, находилась девочка и девушка: прошлая и настоящая жизнь одной души. Валькирия сидела в позе лотоса и хмурилась от напряжения, а Валя ходила из стороны в сторону, усердно думая над чем-то.
После перерождения Валя проводила всё время не в подсознании, как сейчас, а в глубине души, где у неё практически не было никакой власти, впрочем, она могла наблюдать за жизнью Валькирии. Сейчас ситуация похожа, но зрение, звуки, запахи и даже тактильные ощущения были во много крат отчётливее, но даже так девочка не желала оставаться вечным зрителем. Не ради этого она прошла путь длиною в сотни тысяч лет.
Чтобы добиться желаемого, — захватить контроль над телом раз и навсегда, — она знала лишь один способ, который необходимо озвучить Валькирии, ведь для его реализации им придётся действовать сообща. Так сказать, объединить усилия.
Вскоре Валькирия покрылась потом и прекратила попытки перехватить контроль над телом. Она чувствовала себя ментально уставшей, ведь только что её воля вступила в битву с волей Вальки и проиграла ей в явно неравной битве. Учитывая волю питомца Кёна, вытеснить её практически невозможно, но иногда некоторые факторы из внешнего мира будто бы помогают госпоже Торресов это сделать.
«Госпожа Валькирия, простите, могу я…»
«Гадость паршивая, ты сломала мне жизнь, а теперь думаешь отделаться прощением? Да я бы глотку тебе вырвала, если бы могла!» — огрызнулась Валькирия.
«Госпожа, я понимаю, почему вы так ненавидите меня, но…»
«Ни черта ты не понимаешь! В твоём голосе даже раскаяния нет!»
Валя виновато потупила взгляд, кусая губки. За сотни тысяч лет странствий в измерении судьбы она так и не созрела психологически, оставшись той маленькой девочкой, зато она приобрела хладнокровие и безразличие ко всем, кем управляла, будто они её бездушные фигурки на доске. Также и генерал оценивает своих солдат с точки зрения их ценности, как боевых единиц на поле боя, а не личности и идентичности.
На самом деле любой на месте Вали потерял бы сердечность, насмотревшись, сколь несправедлив сей мир. Девочка перестала сопереживать и сострадать людям ещё по той причине, что это урезало её эффективность на порядки, мешая достигать своих целей в практике над контролем путей судьбы. Лишь сейчас, столкнувшись с живым человеком, до неё начало доходить, сколь бесчеловечно она поступала.