Полагаю, что подлинная демократия не должна и не может допускать бессудных расправ. Тоталитарные «тройки», пресловутые особые совещания ничуть не лучше, хотя и не хуже куда как демократичных судов Линча. Это верно не только в буквальном смысле...
Сегодня, когда в советском обществе переоцениваются многие ценности и миллионные массы людей начинают заново постигать азбучные истины морали и этики, казалось бы, пора понять, что неотъемлемое право на личные взгляды и убеждения не может быть незаметно подменено правом лишь на «убеждения, соответствующие истине». Долгие десятилетия подавляющее большинство советских граждан пребывало в убеждении, что император Николай II и его семья должны были быть казнены без суда только на том основании, что в их жилах текла августейшая кровь. Сегодня в СССР можно прочитать и услышать, что преступность акции в подвале Ипатьевского особняка заключается в пролитии именно августейшей крови... Отсутствие политической культуры и ужасающие деформации правового сознания и морально-этических представлений, детерминированные вбивавшимся в головы приоритетом классовых интересов над всеми иными категориями, дают сегодня весьма тяжелые, в чем-то парадоксальные последствия. Недавно я позволил себе печатно высказать отнюдь не новую и вполне элементарную мысль о том, что обе стороны в Гражданской войне одинаково любили Отечество, но по-разному представляли его будущее. Тут же отыскался некий кандидат исторических наук, который на страницах той же газеты заявил себя потомком тех, кто косил из пулеметов офицерские батальоны, и признался, что аплодирует им и сегодня. Видимо, меня он счел потомком барона Врангеля или адмирала Колчака...
Я не знаю, какова была персональная вина Врангеля и Колчака, Деникина и Алексеева в кровавых эксцессах Гражданской ойны. Думаю, что такой же вопрос правомерен и в отношении Якира и Буденного, Тухачевского и Примакова. Но абсолютно убежден в том, что никто не вправе ставить под сомнение искренность убеждений родовитых дворян Колчака и Тухачевского, крестьянских детей Алексеева и Примакова, уроженца еврейского местечка Якира, которые воевали под разными знаменами в соответствии со своими представлениями о благе общего для них Отечества.
Если просвещенная часть советского общества (в нее, правда, не входят иные историки, писатели, философы и даже народные депутаты) это начинает понимать, то на каком же основании высокомерно третируется литератор и общественный деятель Всеволод Кочетов, который, я вовсе не намерен отрицать это, придерживался по поводу путей развития страны совсем иных взглядов, нежели многие литераторы новомировской ориентации. Вот если бы кто-то сегодня привел документы или факты, свидетельствующие о том, что Кочетов писал доносы на коллег, совершал поступки, во все времена и при любых обстоятельствах расцениваемые как подлость, если бы он, как многие вполне уважаемые ныне советские писатели, устно и печатно выступал с антисемитскими выступлениями, то поношения в его адрес были бы оправданными. Но примечательно, что если при жизни Кочетова о нем широко распространяли клеветнические измышления, например, о том, что он под Ленинградом построил дачу на старом захоронении (у него вообще никогда и нигде не было собственной дачи), или о его «зоологическом антисемитизме» (его вдова — еврейка, а среди членов редактората и постоянных авторов «Октября» евреев было больше, чем в любом сегодняшнем левом советском ежемесячнике), то в период перестройки ему инкриминируют лишь политические убеждения, да и то подчеркивают, как, например, Д.Гранин в «Огоньке», их поразительную искренность.
Но я рискну свидетельствовать, что и с политическими взглядами Кочетова дело обстояло отнюдь не так однозначно, как иные авторы пытаются ныне представить. Начать с того, что ни в одной из публицистических статей Кочетова никогда не содержались призывы к репрессиям. Да, он истово верил в то, что с социалистической революцией примирились отнюдь не все, был убежден, что наши инакомыслящие объективно «льют воду на мельницу мирового империализма», усматривал связь между деятельностью империалистических разведок и независимой общественной мыслью в СССР. Но не будем все же забывать, в какое время он жил, не будем забывать и то, что, борясь против опасностей, которые, как ему представлялось, грозили социализму, оказавшихся на поверку фантомами, он, в отличие, например, от М.Шолохова, не квалифицировал приговор А.Синяв- скому и Ю. Даниэлю как проявление социалистического гуманизма; в отличие от А.Прокофьева и М.Алексеева, А.Иванова и Н.Шундика, не требовал разгрома редакции «Нового мира» и, в отличие от многих ныне здравствующих и вполне процветаюших в период перестройки писателей, не клеймил А.Сахарова и А.Солженицына.