«А я вас знаю».
«Здравствуйте, — сказала я. — Извините, но я вас что-то не припомню».
«Вы контролером работаете. Я вас часто вижу, когда на работу еду».
«Да, действительно, — сказала я. — Вы, наверно, никогда зайцем не ездите, иначе бы я вас тоже запомнила».
«На ловца и зверь бежит».
Посмеялись мы, разговорились. Про дачу, про то, как в этом году яблоки и сливы уродились. О том, что я здесь делаю, она так и не спросила. Извинилась и пошла дальше по своим делам. Я посидела еще немного, подождала, пока какой-то мальчик к подъезду подойдет и ключи достанет, и с ним вместе в подъезд зашла. Перекрестилась внутренне, поднялась на нужный мне этаж и позвонила.
«Кто там?»
«Откройте, пожалуйста», — попросила я, хотя еще и сама не понимала, что мне ей сказать. Не жетон же контролера показывать. Поэтому я решила на импровизацию положиться: будь что будет. Вдохновение меня всегда спасало.
Видно, голос мой ей показался заслуживающим доверия. По крайней мере, не насторожил. Открыла она дверь и на меня посмотрела. Вся в черном, все как надо. Моложавая, стройная. Все при ней. Под глазами черные круги. Печальная вся, расстроенная. Растерянная, как и положено вдове. Я такой тип женщин хорошо знаю.
«Что вы хотели?»
«Вы знаете, что Иисус вас любит?» — спросила я первое, что на ум пришло.
«Ох», — сказала она и хотела уже дверь закрыть, но я за ручку схватилась и на себя потянула.
«Любит и всех прощает, — сказала я. — А тех, кто праведно жил, ценит и на том свете все их общественные заслуги учитывает. И мужа вашего тоже оценит по делам его…»
Тут я назвала ее мужа по имени-отчеству. Она даже в лице переменилась. И дверь отпустила. Я на порог встала и давай железо ковать, пока горячо.
«Он хороший человек был и мужчина достойный... Бог все видит».
«Так вы его знали?»
«Знала, а как же, — сказала я дрожащим голосом. — Мы иногда вместе молись. За его душу грешную. А как он о вас говорил... Всегда с нежностью и благодарностью. И с такой уж любовью, что дальше некуда».
«Правда? — она аж брови вскинула. Ясно было, что приятно ей все это слышать, хотя сердце разрывается от утраты. — Он мне никогда ничего такого не говорил».
«Зато Богу все рассказывал, — сказала я. — В тяжелые минуты его вера спасала. А вас он щадил просто, не хотел расстраивать».
«Да, он такой... был... — пробормотала она растеряно. — Вы проходите, что мы здесь стоим…»
Я зашла в квартиру, осмотрелась. Квартира как квартира, двухкомнатная. Чистая, убранная, квартира нормальных людей. Уютная, ничего не скажешь. Только запах смерти никуда не спрячешь. И запах краски тоже.
Повела она меня на кухню, посадила, чайник поставила. Спросила, как меня зовут. Я своим именем представилась, а сама все оглядываюсь, запоминаю.
«Да... Я и не знала, что он в религию пошел. А теперь понимаю. Задумчивый такой был последнее время…»
«Пошел-пошел. Утешение искал. И прощение».
«За что? Разве он?..»
«Кто из нас без греха? Каждому есть, за что прощения просить, дорогуша», — сказала я таким убедительным тоном, что больше она глупых вопросов не задавала. Но как-то очень уж задумалась после моих слов. Видно, было о чем.
Поговорили мы с ней о вере, о надежде, о любви. Я даже удивилась, потому что никакого стыда не чувствовала. Какой же это грех — женщину одинокую в беде утешить? После смерти близкого человека дать выговориться. Она как стала рассказывать, мне только и оставалось, что кивать да креститься старательно.
«Бог все видит, все знает — сказала я. — И кто куда ездит, тоже... Вот ваш муж на Байкальскую в тот день поехал. А потом в Шабаны. У вас там живет кто-то?»
«На Байкальскую? Нет, он никогда туда не ездил. Да и в Шабанах ему делать нечего... Сама не понимаю, как он в том автобусе оказался. Он всегда лишь на работу и обратно».
«Бог все знает, — вздохнула я. — И все поступки человеческие у него записаны и запротоколированы. И телефоны золотые, и страсти непотребные…»
Она вдруг чашку из рук выпустила. Упала чашка на пол и разбилась. Как в детском рассказе, который я, когда маленькая была, читала.