Наши глаза пересеклись в полумраке коридора, я судорожно вдохнула, и теперь могла только улавливать её настроение на уровне инстинктов.
Руки мамы сжимались в кулаки и клянусь, создавалось ощущение, что нечто сдерживало её, от попытки схватить меня и хорошенько потрясти, выворачивая все внутренности наизнанку, за непослушание, а после, запереть в своей комнате, до тех пор, пока не приедет отец, который не выслушав маму, выпустит и крепко обнимет, поглаживая по спутанным прядям моих волос. Её глаза метали молнии, мой ответ разозлил маму ещё больше, ведь она и так знала, кто целовал меня и мое подтверждение она восприняла как вызов, насмешку.
Невысказанные ругательства слышны в её громком сопении, но в её голове будто крутятся детальки, и мне хочется верить, что в ней борются две сущности, одна из которых все же хочет быть для меня матерью, игнорируя мои трагичные ошибки.
— Я тебе все условия создала, чтобы ты могла в любое время приводить Марка. У тебя полный карт-бланш на ночные прогулки, в то время как другие матери, вводят комендантский час. – шипит мама, озираясь назад и произнося имя Марова тише, едва разлепляя губы. — С этого дня, ты будешь делать все, что я скажу. Хватит, я уже понадеялась, что ты сможешь привязать к себе семью Маровых. Эгоистка. Наплевала на нас всех, зато корчила из себя не пойми что. Сказала бы мне, что нужен парень, да я бы тебе нашла с кем ночь провести, без лишнего шума. Ты бы и при Марке осталась и ебалась бы на стороне с кем хотела. Нет в тебе женской хитрости и мудрости, смотрю на тебя и сомневаюсь, моя ли ты дочь.
— Мама, все было не так…
—Слушай внимательно, мы с отцом не обязаны тебя тянуть на своём горбу и тем более, отвечать за твои ошибки. Важно, чтобы ты сейчас сделала, как я сказала: - она приблизилась к самому моему лицу, отчего я видела, как её нос дёргался при каждом её слове, которое она выбивала из себя с особой безжалостностью. — Выметайся из моего дома. Звони подругам, если они у тебя ещё остались и проваливай. Молись сука, чтобы гнев Ворона не перекочевал на нас, твою семью! Если такое произойдет, я сама лично тебя приволоку к нему и буду ноги твои держать, пока вся его банда тобой не попользуется. А то посмотри на неё, как мать говорит, так хуета, ты отмахивалась как от ненужного жужжания, а как по роже своей получила, мамочку вспомнила. Не получится за моей спиной отсидеться, не в этот раз. Не надейся.
Она отступила, сжав челюсти, внимательно вглядываясь в мое лицо, с остервенением довольствуясь, какой эффект произвела на меняя ее речь. Каждое слово, лезвием разрезало воздух, в раз, отрезая меня от семьи.
Щеки неистово горели, изредка, я ощущала щекотку, что дорожками бежала от глаз ниже, к ключицам и спадала по груди, впитываясь в ткань футболки.
Я поднесла ладони к глазам и принялась с силой их тереть. На местах, где катились ручейки, щеки начало саднить. Даже слезы разъедали мою кожу. Что же говорить про то, что внутри. Я выжжена, снова.
Хочется услышать смех, понять, что это не более чем розыгрыш. Но разве такие слова могут сказать в шутку? Разве после этого, хоть кому- то может быть смешно?
Мама наблюдает за мной, четко отслеживает каждый вдох и постепенно…Успокаивается.
В серых, блестящих глазах оседает страх. Она боится Ворона, его проделок, но после того, что она сказала, в ней появилась искра надежды. И кажется, план дальнейших действий. Она как ребенка, считала меня и выяснила, что будет для меня ужасным наказанием и теперь, будет запугивать до тех пор, пока не сделаю все так, как ей нужно. Но даже, если не удастся мной манипулировать, она уже знает как поступить. И она это сделает. Ради своей безопасности, она отдаст меня…
Мое напряженное тело наконец начало отходить от первоначального шока, руки зашлись в нервном треморе, а желудок готов был выплеснуть все то малое, что я успела съесть за день.
Я смотрела на такие родные черты мамы, ощущая, как белокурый образ роковой красотки развеивается. Оставляя на своём месте чужую, незнакомую мне женщину. Я больше не возношу её на вершину Олимпа, за её спиной не растут крылья, а фигуру не охватывает белый ореол.
Я словно прозрела и теперь стояла напротив незнакомки, осматривая её по новому. Как чужого для меня человека, который по чистой случайности ворвался в мой дом, живёт с моим отцом и смеет себя называть нашей матерью.
Лёгкий полупрозрачный пеньюар, с тёмными лентами, облегает её фигуру и под моим взглядом, мама хмурится, озирается, словно чувствует неловкость.
Неловкость? Мама?
В мое приторможенное сознание наконец врываются звуки. Тихие голоса, незнакомых мне людей, что совсем рядом, в соседней комнате. Звон посуды и торопливые шаги, уносящие нечто, что я не должна была заметить.