Выкладываю на тарелку мягкие сдобные кружочки с какой-то творожной начинкой.
Нужно будет в самое ближайшее время вплотную заняться содержимым холодильника, после стольких дней мне туда даже заглядывать страшно. Вот так открою дверцу, а со мной оттуда кто-нибудь поздоровается.
— Твой малой там носом клюет уже.
Турка едва не падает из рук, я вовремя успеваю опустить ее на подставку.
— Да-да, я сейчас уложу его.
Ночью в отделение привезли беспокойную девочку. Ей вроде бы так и не удалось уснуть, а заодно и всем в палатах, потому что маленький бедный дьяволенок слишком громко кричал и плакал. Давид тоже до самого утра ворочался, периодически подпрыгивая от этих звуков.
— Не суетись ты так, я уже сделал это, — огорошивает меня Камиль и садится на стул. Прослеживаю за тем, как он закидывает печенье в рот. — Со вчерашнего дня не жрал. Сама готовила?
— Да, — зачем-то вру я и делаю шаг в сторону, чтобы закрыть собой оставшийся от распаковки мусор.
Черт, и почему я сразу не избавилась от улик.
— Давай начистоту, Алена Владимировна. У тебя есть проблемы, я хочу их решить. Одно свидание ты мне уже должна, расчеты продолжим вести в том же эквиваленте.
— Мне тогда придется в рабство вам продаться, — невесело усмехаюсь.
— Тебе. Давай заканчивай, а? Чувствую себя пенсионером, когда мне еще и полтинника нет.
Думаю, Камилю около тридцати пяти. Явно не больше. Да даже если и так… Он из тех мужчин, которые с годами только лучше становятся. В них появляется какой-то особенный вид магнетизма. Черты лица становятся грубее и крупнее, взгляд тяжелеет. Некоторым даже первая седина невероятно идет.
— Тебе, — «пробую» языком. — В тот день, когда мы должны были заключить сделку, ко мне в кабинет ворвалась бабушка Давида со стороны его отца и сказала, что хочет забрать его у меня. Забрать опеку, чтобы большую часть времени он проводил с ними. Я не могу этого допустить.
— У нее был повод?
— Нет. Нет, конечно. Просто после одного случая я…скажем так, поставила ультиматум. Теперь Алия Валидовна больше не может забирать внука, когда ей вздумается. Она должна сначала спросить об этом у меня.
— Ты ведь его мать, голубоглазка. Это правильно.
— Да, но… У них связи и деньги. Я прекрасно знаю, как все это делается. Боюсь, что они могут провернуть что-то за моей спиной.
— Из всего, что мне удалось увидеть, я могу сделать вывод — ты отличная мать, Ален. Вы живете в обустроенной квартире в хорошем районе. Детей просто так не отнимают, — в конце Камиль как-то неожиданно мрачнеет и переводит взгляд вдаль.
За моей спиной двустворчатое окно, и наверняка он сейчас смотрит в него.
— Что? — не выдерживаю я.
— Не бери в голову.
— Я хочу знать, — настаиваю.
— Недавно у бывшей жены одного моего друга органы опеки забрали дочь. Но там была своя история, она никак к тебе не относится. Лучше скажи, какие у тебя отношения с соседями?
Мои пальцы угрожающе стискивают еще теплую кружку. Я прикусываю щеку изнутри, чтобы ничего не ляпнуть.
Проблем мне не избежать. Осталось только понять их истинный масштаб, чтобы была возможность хотя бы морально подготовиться к этому круговороту.
— Мы здороваемся, — отвечаю на повисший в воздухе вопрос. — С Катей иногда перекидываемся парой фраз при встрече. Это с ней я отошла поговорить.
— Надеюсь, они у тебя все-таки вменяемые, — Камиль продолжает хмуриться. — Значит так, Алена, я переговорю с адвокатом по твоему вопросу. Возможно, тебе тоже придется с ним встретиться, чтобы быть в курсе всего. У меня совершенно другая специализация, я не силен в их этих заковыристых терминах.
— А что насчет нашей сделки?..
— Проведем в следующий понедельник. Я оставлю тебя на хорошей должности, это тоже сыграет на руку. Но ты же сама понимаешь, что без этого никак, да? Иначе компания уйдет на дно быстрее, чем я все же затащу тебя на ужин, — смягчается он.
Это я как раз знаю, так что киваю в ответ на практически риторический вопрос.
Не понимаю я только одного — почему у меня вообще развязался язык, если изначально стратегия была совсем другой.