– Что вы чувствуете в этот момент?
– Ненависть. К родителям, к Богу. Потом ее вытесняет страх.
– Чего вы боитесь?
– Умереть в лесу. Я ребенок, родители должны защищать меня, а не подвергать опасности… дав благословение. В какой-то момент приходит желание умереть: я надеюсь, что им будет ужасно больно, что они с ума сойдут от горя.
Доктор снова пишет на разлинованных страницах.
– Среди ночи я внезапно слышу крики. Так вопят в агонии. Сначала мне кажется, что это голос ребенка, тоже ставшего жертвой родителей-святош. У меня появляется надежда: может, вдвоем будет легче дожить до утра? Я иду, ориентируясь на звуки, и вижу на поляне среди деревьев лиса. Луна освещает несчастного раненого зверька, чья лапа угодила в металлический капкан. Лис издает жалобный стон, рвущий мне душу, я чувствую эту боль как свою собственную. Мы с лисом – две горюющие души, жертвы чужого безумия. Я осторожно приближаюсь и сажусь на корточки в метре от него. Дрожь унялась, мне больше не холодно. Вид маленького, невинного, страдающего существа так печален, что я чувствую жизненную потребность помочь ему. Я сосредоточен на лисе, мои страдания больше не имеют значения. Животное вновь стонет, но я не понимаю, просит он помощи или умирает. Я протягиваю руки, чтобы погладить лиса, успокоить его, попытаться получше разглядеть рану, но он поводит ушами, свирепо скалится, показывая острые клыки, злобно рычит, а потом резко поворачивает голову и, клацнув зубами, задевает мое запястье. Хорошо, что в последний момент я успеваю отдернуть руку. Глаза лиса горят, он то и дело скалится и очень напоминает волка. Я возвращаюсь в свое укрытие в надежде, что эта бесконечная ночь когда-нибудь да завершится, и плачу до самого рассвета.
Максим умолкает.
– Можете объяснить причину этих слез?
– Сначала все дело было в обиде. Я хотел спасти бедного лиса, а он отверг мою помощь. Теперь я понимаю, что это была нормальная реакция, но тогда мою душу затопила печаль. Два беззащитных существа могли бы поддержать друг друга: я вытащил бы его из капкана и промыл рану, а он бы меня согрел – я уже представлял, как мы спим в обнимку в его норе. В этот момент я получил доказательство того, что никакого Бога на самом деле нет. Вообще-то, я и раньше так думал, но теперь сомнений не осталось. Для меня нет ничего хуже. Бога нет. Он оставил невинную душу кричать от боли в стальных челюстях капкана и позволил моим рехнувшимся на религиозной почве родителям мучить своего ребенка Его именем.
– Значит, вы совсем лишились веры?
Максим вдруг осознал, что все его тело мучительно затекло, несмотря на мягкое удобное кресло; он сделал глубокий вдох и расслабился.
– На рассвете родители ждали меня на том самом месте, где мы расстались. Они выполнили обещание. Сестра тихонько плакала.
Доктор незаметно взглянула на часы, стоявшие на столе у дальней стены кабинета, закрыла блокнот и улыбнулась – впервые за встречу.
– Это был наш последний сеанс, Максим. Я нахожу, что мы серьезно продвинулись и вы в моей помощи больше не нуждаетесь. Но если захандрите, сразу обращайтесь. У вас есть мой номер для неотложных звонков, можете писать на почту. Если захотите продолжить общение, я к вашим услугам…
Максим дослушивал стоя, читая сообщения, полученные во время сеанса. Он ответил доктору Катарини широкой улыбкой, пожал ей руку и устремился к двери.
Она сняла очки и спросила, нарушив ватную тишину кабинета:
– Последний вопрос, Максим, если позволите. Вам часто снится этот сон?
Он обернулся с порога и ответил:
– Это не сон – воспоминание.
3
Она выдохлась, пока бежала через лес к шоссе, и вынуждена была остановиться, чтобы перевести дух. Как ни странно, шум дороги успокаивал: осталось недолго.
Она растерла ладонями голые ободранные ноги, похожие на две былинки под джинсовой юбкой. Десятки мелких царапин от ежевичных колючек успели подсохнуть.
В нескольких метрах от пункта уплаты дорожного сбора нашлось место, показавшееся ей максимально безопасным; собираясь проголосовать, она вытянула руку и подняла большой палец, подав универсальный знак автостопщиков. Она пригладила длинную густую челку и одернула черную футболку. Лучше бы вырез был еще скромнее, но у нее не было возможности рыться в чемодане в поисках подходящей одежки.
Уже через несколько минут рядом с ней притормозила первая машина. Водителю оказалось не по пути, и он быстро скрылся из виду, забрав с собой частицу надежд, растворенных в воздухе этого странного утра.