========== (1) Клен ==========
начало удачи.
Начало осени. Сентябрь в этом году пришелся ударный, звонкий, с первых же дней разразившись не отгремевшими за прошлый сезон грозами; небо всегда мрачное, насупленное, первая неделя проходит под сизо-тучным покровом облаков. Воздух всегда пахнет непогодой, обещая беду, но никак ее не принося. Ветер, уносящий сигаретный дым, все такой же терпкий, насыщенный электричеством, но никак не может расплакаться. Сухое бесконечное терпение. Осень ему не по нраву.
— Акела промахнулся! Ну ты даешь, Волчара, проебался конкретно! — Рыжий заходится ржачем. Смех его не назвать иным словом: он всхрапывает, как лошадь, и звуки кажутся неестественно-звериными. Когда он ржет, девочки обычно морщат носы и переглядываются, мол, не шутите с ним больше, еще такой приступ гогота их ушки не переживут.
— Завались, — огрызается Дима. К убийственному смеху приятеля у него иммунитет; с детского сада знакомы, тут попробуй не привыкни. К тому же, Рыжий не тупой малый, изворотливый такой гаденыш, по сравнению с этим замечательным качеством остальные — ерунда. Дима мрачно добавляет: — Ты облажался не меньше.
— Меня-то на ковер не тащат! — заявляет довольный собой Рыжий. Он кучерявый и сейчас похож на довольного кокер-спаниеля. Разве что спаниели в зубах стреляные у младших сигареты не зажимают. — Ты один попался!
Дима сдерживает желание ему врезать. По факту попасться должны были оба, но в момент, когда дверь учительской распахнулась, Рыжий юркнул под стол, оставляя Диму с дорогой итальянской сумочкой в руках наедине с ошеломленной англичанкой. Не пойман — не вор. Сдавать товарища, пусть он и такая гнида, Волков не стал. И все-таки несправедливо! Дело провернуть собирались оба, а в итоге в лохах оказался Дима.
Чтобы не сорваться и не разбить Рыжему довольно улыбающуюся морду, Волков отводит глаза и выдыхает. Дым поднимается чуть выше головы и рассеивается. Зона курилки находится у самых ворот на школьную территорию, и здесь всегда ветрено; назло учителям на виду, тусуются среднеклассники, гонять их бесполезно. Ребята поумнее, из старших классов, и сами преподаватели уходят чуть дальше, где можно подольше покурить, ни с кем не пререкаясь. Сегодня Диме уже все равно, сколько придется выслушать брани. Он свое и так получит.
Здание школы когда-то было белым, сейчас оно сероватое, но в неплохом состоянии. Зеленые вставки немного потускнели, а главные двери скрипят, зато крыльцо заново переложено красными черепицами, а окна на втором из четырех этажей заменили. Ничего криминального или, наоборот, восхитительного. Среднее учебное заведение, среднее во всем — начиная рейтингом среди других городских школ и заканчивая уровнем образования. На репутации не было ни пятен, ни медалей, учителя подбирались по велению левой пятки директора, которая то промахивалась, то обнаруживала удачный вариант, ученики имелись и прилежные, и идиоты. Дима бы описал одним словом: «скука». Скука смертная.
— Волко-ов! — раздается томно-визгливый голос. Рыжий хихикает, заметив, как Дима нарочито закатил глаза, не оборачиваясь на зов. — Эй, Волк!
— Что, уже перепихнулась с Беляшовым, Лидочка? — угрюмо любопытствует он, когда тонкие девичьи руки в клетчатом бежевом пальто смыкаются на шее. Для этого девушке, и так надевшей каблуки, приходится привстать на цыпочки. Щеку колют крашенные в золотистый блонд завитые пряди.
— Ой, да ну тебя, — жеманно отмахивается девушка. Разрывает наконец-то хватку, обходит и встает рядом. Достает собственные сигареты. Рыжий услужливо предлагает зажигалку. Лида не отказывается. Закуривая, она мурлычет: — Говорят, тебя на краже поймали. Как так? Ты казался умнее. И осторожнее.
Губы у нее накрашены. Лида создает впечатление ветреной дурочки, но на самом деле что-то да соображает; подведенные карие глаза ее сверкают совершенно не глупо, хотя она успешно притворяется. У Димы она была первой девчонкой, но давно перестала интересовать — больно сложные у нее схемы. Через ревность одного добиваться места в постели другого, чтобы затем попасть к третьему… Нет, ему не понять.
— Рыжий слился первым, я не успел, — со смешком признается Дима. Он, невольно подражая прозвищу, принюхивается к ветру: тот несется клубами со стороны улицы, а потому пахнет дорогой, старыми шинами и автомобильным газом.
— О как. Благородство взыграло, без него попался? — Лидочка весело скалится. — Акела…
Дима отмахивается. Он действительно не видит смысла: ну, двоим бы перепало, а теперь только ему. Одна мысль покоя не дает — если на прежние нарушения зачастую закрывали глаза, то на это не посмеют. Наверняка сообщат родне. Черт, этого только не хватало! Под кожей разбегается огонь. Дима точно не собирался посвящать родню в сложности своего поведения. Ладно еще регулярные драки и самочинства, но попытка кражи…
— Акела белый был, а ты черный, — трещит Лидочка. — Не хочешь покраситься? И так вечно всколоченный, хоть беленький будешь, а не такой…
— Смотри-ка, Редька катится! — присвистывает Рыжий.
Редька — точнее говорить, Редькина Елизавета Петровна — директор школы. Дима ее видит чаще отца родного, так что давно не дергается при упоминании овощного прозвища; он и сейчас хмыкает себе под нос и бросает окурок под ноги. С тем, что родня узнает о его проступке, он почти смирился. Огонь под ребрами удается укротить хоть ненадолго, и, радуясь временной победе, Дима смотрит на подбегающую Редьку с вызовом. Пусть говорит, что хочет. Жаль только, что эта сволочь Рыжий тут же испаряется, стоит ей подойти. Лидочка, верная самой себе, остается, даже стряхивает пепел с нейтральным лицом — она не на территории школы, нечего ругань поднимать.
— Волков! Дмитрий Волков! — сразу и с плеча рубит директор. У неё крашеные в огненно-рыжий прямые волосы до плеч. Она выглядит на тридцать пять, хотя ей сорок: сказывается чересчур активный образ жизни, постоянная беготня и мельтешение, хотя за время своей работы Редька не сделала для школы ничего толком полезного. Нравится ей суетиться без толку, есть такой тип людей. Дима их недолюбливает. Бесполезную Редьку в том числе. Она вызывает смесь отвращения с жалостью — вечно впопыхах, но серьезно ни за что не берется, что за никчемное создание.
— Я, — отзывается парень неторопливо, выдержав паузу. Лидочка прыскает в кулачок и делает вид, что так чихнула. Налетает ветер, играет с ее накрученными кудряшками, а вот Редьке он свирепо бросает челку в лицо и мешает говорить внятно.
— Ко мне в кабинет! Быстро!
Она в таком бешенстве, что не замечает даже сигареты в пальцах Лидочки. Удивленная девушка крутит пальцем у виска и одними губами выговаривает: «Удачи». Как будто удача может повлиять на степень наказания; Дима фыркает, отворачиваясь, но не противится. Главное сейчас — не подавать виду, что он идет проигравшим. Потому он обгоняет директора и идет чуть впереди, что Редьку дико раздражает — приходится поспевать за ним, а не тянуть за собой, на что она втайне рассчитывала.
Они проходят мимо толпы младшеклассников, все в пестрой летней одежде. Им жарко перед грозой. Буря в воздухе не дает им покоя. На посторонних они не смотрят, погруженные в свой собственный мир, отгородившиеся детским восприятием и нежеланием раньше времени взрослеть.
Директорский кабинет на первом этаже: сразу виден, а открытая дверь указывает на рабочее место секретаря. У нормальных людей сначала секретарь, потом директор, а здесь все шиворот-навыворот. Дима мельком оглядывает светло-зеленые, как в психушке, стены, тумбочки, заваленные бумагами, старый принтер гигантского размера со скромным современным сканером рядом. Редька бухается в кожаное кресло на колесиках за своим рабочим столом из темного полированного дерева. В его глади, кажется, могут отразиться даже человеческие грехи, до такой степени он чистый.
Так или иначе, явиться пришлось. Дима не переступает с ноги на ногу, не мнется, как обычно другие ученики; он дерзко, с нескрываемым вызовом встает ровно, сунув руки в карманы черных рваных джинсов. Вообще-то в школе принята строгая форма, но Волков всегда плевал и плюет на эту формальность. Он отращивает волосы, которые уже можно убирать в низкий хвостик, и проколол уши и губу, носит сережки. Джинсы вместо брюк, рубашка навыпуск, галстук, когда он есть, набекрень. Уж с самовыражением они ничего не сделают.