Фрэнк Райли. Яркие острова
Будущее входит в нас, чтобы измениться – задолго до того, как станет явным.
Р. М. Рильке
© Frank Riley. Bright Islands. “If”, June 1955
Когда оба Гено-Доктора ушли, Мириам достала красную капсулу из-под основания прикроватной лампы и просунула ее между пересохшими губами.
Разум велел ей быстрее проглотить капсулу, но вместо этого она держала ее под языком, против своей воли цепляясь за последние мгновения жизни.
Она знала, что проявляет слабость, что все еще ищет надежду там, где ее нет, и молилась древнему Богу Гетто, чтобы желатиновая оболочка поскорее растворилась.
Боль прервала молитву, распространяясь, как медленный пожар, из глубин ее юного тела, где беспокойно шевелился нежеланный ребенок Генетического Центра, так нетерпеливо желая появиться на свет.
Белые стены комнаты Центра то расплывались, то выходили из фокуса. Тени сливались в небольшие, неопределенные узоры. Огни мерцали там, где их не было, и темнота была такой густой, что сама по себе излучала сияние.
В самый разгар приступа боли Мириам прикусила нижнюю губу, пока плоть её не стала такой же белой, как и ее зубы. Она поборола искушение раскусить капсулу и покончить со всей болью и страхом.
Нет, она не пойдет этим путем. Она уйдет в момент ослепительной ясности, зная почему, наслаждаясь последней горько-сладкой секундой своего триумфа.
Неосознанным женственным жестом Мириам откинула со лба темные влажные волосы и вытерла пот с губ.
– Хорошенькая штучка, – так назвал ее один из агентов Гено-Службы, когда прошлой осенью ее арестовали в пригороде Варшавы, где она работала воспитательницей в детском саду после побега из Гетто.
– Она совсем не похожа на ей подобных, – сказал другой агент, взяв ее за подбородок и повернув ее лицо к свету своего фонарика. – Неудивительно, что она одурачила отряды «Психо» и «Химико». К счастью для нас!
– В чем дело, малышка? – снова заговорил первый агент. – Ты что, не знала, что мы придем? Я думал, что все люди типа тебя, должны быть телепатами… Или это не работает, когда вы спите?
Он откинул одеяло с ее дрожащего тела и присвистнул.
– Руки прочь! – резко предупредил Гено-Сержант. – Она для Центра!
Теперь капсула у нее под языком стала влажной и мягкой. Время летело быстро, как на крыльях. Скоро весь этот ужас закончится.
Но упрямая искра все еще горела, и Мириам позволила своим мыслям переместиться по длинному, ярко освещенному коридору в палату, где младший из двух Гено-Докторов переодевался в белый халат. Пожилой мужчина, на воротнике которого красовался золотой трилистник Гено-Сара, откинулся на спинку кресла.
– Она вот-вот должна родить, – весело сказал он.
– Да, сэр, – ответил молодой врач, в голосе которого прозвучала нотка почтения, подобающая человеку, ежедневно общающемуся с политической элитой.
– Что вы о ней думаете?
– Что ж, сэр, честно говоря, я был удивлен, – молодой врач вывернул мускулистые руки, пытаясь застегнуть на спине пуговицы халата. Он совсем недавно приехал из Генетического Санатория на Черном море, и его лицо загорело до коричневы. – Читая еженедельные отчеты ваших сотрудников, я не знал, что она такая… такая молодая…
Мириам затрепетала от надежды, которую она не смела признать, но та была подавлена рокочущим голосом Гено-Сара.
– Не только одна из самых молодых, но и одна из самых лучших образцов, с которыми нам приходилось работать в Центре! Вы видели ее пси-рейтинг?
– Да, сэр. Семьдесят два и четыре десятых, не так ли?
– Семьдесят два и шесть десятых! Абсолютно феноменально! Самая близкая к чистокровному телепату из всех, кого когда-либо находили наши агенты! Эта ночь может стать важной ночью для Центра, мой мальчик… Важной ночью!
Молодой врач потряс головой, чтобы прогнать навязчивый образ трагического, прекрасного лица на закапанной слезами подушке. Мириам была поражена, увидев этот образ в его сознании, и ее пульс снова участился.
Тщательно выверенным профессиональным тоном молодой врач спросил:
– Каков был у нее рейтинг после оплодотворения? Был ли эмоциональный шок?..
– Вовсе нет! О, естественно, она отказалась от участия в тестах, но пентатол и перекрестные отклики дали нам правдивую картину!
– А сперматозоиды?
– Лучшее, что мы смогли получить! Охлажденный около тридцати лет назад образец, с тестом в сорок семь и восемь десятых.
Гено-Сар сделал паузу, и молодой врач почувствовал, что здесь уместно дать комментарий: