Размечтался — наивный. Поцелуй затянулся, в голове что-то щёлкнуло и меня будто током ударило, да так вштырило, что я чуть не гикнулся. Нину походу тоже. Но она-то девчонка совсем, — а я? Старый прожжённый ловелас и козёл, думает одна половина сознания с незамутнённым разумом, зато второй пофиг и она управляет телом, послав первую в пешее эротическое путешествие. Руки сами зашарили по телу подруги проверяя все достопримечательности. Ну и её шаловливые ручки полезли куда не надо. Дыхание участилось, кровь отлила от головы и мозг отключился нахрен. Громкий стук в дверь воспринимаю только краем сознания, но слава Богу, Нина опомнилась первой. Она-то нормальная, это я — феномен.
— А ну открывайте, я сейчас дверь выломаю. — Долбит в тяжёлую деревянную дверь сержант Рыльский. А вот хрен он её вынесет.
— Не мешайте работать. — Чутка отдышавшись, кричит Нина.
— Открой дверь. Где задержанный? — не унимается цирик.
— Иди в жопу, начальник! — успокаиваю его я.
— Я счас кому-то пойду. Выходите немедленно. — Перестал ломать двери цирик.
— Я кончаю уже, прекратите там хулиганить. Ещё немного осталось. — Поправляет причёску Нина, повернувшись ко мне спиной, а я завязываю поясок на её халате. Вот только куда гляделки девать, бесстыжие и блястючие?
— Готова? — негромко спрашиваю я.
— Ага. — Успокаивается она, и начинает дышать ровнее.
— Глаза прячь. — Даю я вредный совет и подхожу к выходу.
— Перевязку я сделала, можете забирать ранбольного. Но у него уже сотрясение мозга, так что если продолжите избивать, убъёте, а в рапорте я всё укажу. — Повернув ключ в замке, резко открывает дверь Нина, слегка напугав Рыльского.
— Я передам своему руководству. — Шутовски козыряет сержант. — А чего вы тут делали?
— Перевязку, придурок. Тебе же уже сказали. — Встреваю я.
— Оно и видно. До побачення, сестричка. — Приподнимает он фуражку, на манер цилиндра.
— Да уж лучше прощайте. — Оставляет за собой последнее слово Нинель, снова захлопнув дверь перед толстой мордой Рыльского.
— Вперёд, руки за спину. Шаг — влево, шаг — вправо — побег! Прыжок на месте — провокация! Стреляю — без предупреждения. — Командует мне конвоир, скорее играя на публику, хотя хрен знает, может это привычка.
Нарочито засовываю руки в карманы халата и насвистывая «Мурку», иду вперёд.
— Стоять! Лицом к стене! — когда мы подошли к дверям кабинета главврача госпиталя, снова командует конвоир.
— Командовать будешь, когда на расстрел поведёшь, так что не пошёл бы ты в жопу, товарищ Рыльский. — Провоцирую я сержанта, нарочито развернувшись к нему лицом. Наверняка этот гад меня сапогом по голове приложил, когда я упал. Он сцука сзади стоял, так что сработал на опережение. Пацюк бы не успел добежать.
— Да уж не долго тебе осталось, так что привыкай. — Скаламбурил он, открывая тяжёлую дверь и пропуска меня в помещение.
— Задержанный доставлен! — рапортует Рыльский, войдя следом и закрыв дверь.
— Панас, ну хоть ты-то из себя идиота не изображай. Не задержанный, а свидетель. — Поправляет своего подчинённого старший начальник. — Проходите ближе к столу. Гражданин? — вопросительно смотрит он на меня, вытаращенными глазами. Ну чистый рак или окунь.
— Старший сержант Доможиров для дачи свидетельских показаний явился. — Вытянувшись в струнку, рапортую я.
— Садись, старший сержант, в ногах правды нет. — Указывает мне на стул пучеглазый.
— В жопе тоже. — Каламбурю я, аккуратно примостившись на краешек стула, невольно поморщившись.
— Старший оперуполномоченный — Следаков. — Представляется мне лейтенант ГБ с капитанской шпалой в петлицах. — Болит? — участливо спрашивает он, заметив мои гримасы.
— Болит. — Не стал я изображать стойкого оловянного солдатика, потому что не оловянный.
— Где зацепило? — интересуется он, заметив свежую повязку из-под отворота больничного халата.
— На Южном фронте. — Отвечаю, не вдаваясь в подробности.
— А при каких обстоятельствах? — задаёт уточняющий вопрос опер.
— Обезвреживал банду диверсантов, вот и прилетело. — Озвучиваю я версию, подтверждённую наградными документами. Не факт, что наградят, но доки можно найти, при желании.
— И как, обезвредил? — с непонятным выражением на лице продолжает допытываться Следаков.
— Да. Всех троих. — Говорю я самую настоящую правду.
— В одиночку? — удивляется, стоящий сзади Панас.
— Ну да. А что в этом такого?
— И как умудрился? — продолжает задавать вопросы старший опер.
— А я им гранату подарил, ручную. — Шучу я.
— Обрадовались они подарку?
— Ага. Аж до смерти изумились. — Заканчиваю я юморить, уставившись своим взглядом в выпученные глаза, сидящего напротив гэбэшного лейтенанта с наголо бритым черепом.