— Поняла. — Быстро собирается Нина, просто взяв с собой санитарную сумку, висящую на гвозде. — А ты беги на пост медсестры, расскажи там в чём дело, нужны санитары с носилками, ну и операционную пусть готовят. — Командует она, запирая двери на ключ…
Когда я в сопровождении двух санитаров с носилками вновь поднялся на второй этаж и вошёл в кабинет, старший опер позвал меня в коридор и, вильнув взглядом, предложил закурить. Прикуриваем от одной спички и молча стоим. Я наслаждаюсь дымом «Казбека», пуская кольца, а лейтенант ГБ напряжённо о чём-то размышляет.
— Ты вот что, товарищ старший сержант, — всё-таки начинает он разговор. — Это дело нужно как-то замять.
— Да, плохо дело, самострел, трибуналом пахнет. Не повезло вашему подчинённому. Вышка ему корячится. — Не стал я сгущать краски.
— Сдурел? Это же был несчастный случай. — Выпучился на меня Следаков.
— А это не я. Это уже трибунал будет решать. Вы же меня под расстрел подвели, хотя и в курсе, что оговор, а дело шито белыми нитками. Так что когда мной займётся военная прокуратура, я тоже молчать не буду. А за самострел подчинённого и вас, товарищ лейтенант государственной безопасности, по голове не погладят. В стрелковых полках и бригадах на передке особистов ох как не хватает. — Открываю я перед ним радужные перспективы карьерного роста.
— Да не будет уже никакого дела. Ежу понятно, что оговор, но «друзей» ты тут себе многих нажил. — Глубоко затянувшись, признался Следаков.
— Вот когда липовых материалов совсем не будет, тогда и разговор будет серьёзным. Мне нет смысла топить вашего оперативника, но если сам буду тонуть, то тут и за соломинку схватишься, а уж за бревно и подавно. — Докурив папироску, выбросил я её в открытое окно, бодаясь взглядом с лейтенантом ГБ.
— Твои условия. — Первым отвёл взгляд опер.
— Есть тут одна железная бочка, где сжигают всякую хрень. Вот и прогуляемся до неё. А когда вся лишняя хрень сгорит, там и пообщаемся без лишних ушей. Меня не интересует, что вы там на остальных накопали, такой ерундой даже участковый заниматься не будет, а если кто по крупному влип или проворовался, это его проблемы, пускай не ворует. Но медсестру Варламову лучше не трогайте, не виновата она ни в чём, ну и от меня тоже отстаньте. — Закончил я свой монолог.
— Ладно, пошли.
Зайдя в кабинет, Следаков забрал со стола картонную папку, а я свои папиросы и спички. Деревянный пистолет трогать не стал, чтобы больше не напугать окружающих. Рыльский по приказу начальника остался охранять кабинет и другие папки с опросными листами, а мы спустились вниз и вышли из здания мимо двух цириков, охраняющих вход.
— Читать будешь? — интересуется опер.
— Нет, но проверю, что мы сжигаем. Начнём с доноса на Варламову.
— Ну смотри.
Следаков подавал мне исписанные убористым почерком с двух сторон листы бумаги, а я их читал, комкал и бросал в железную, обгорелую внутри бочку. С прочитанным последним листом я немного замешкался, оторвав нижнюю часть с подписью и фамилией стукача.
— Вы не возражаете, товарищ лейтенант госбезопасности? — убрал я в карман неопровержимую доказуху.
— Да делай, что хочешь, это не наша епархия, — махнул он рукой, — но только без жертв.
— Спасибо. Если что, я вам его тёпленьким сдам. Наверняка этот гад от себя подозрения отводил.
Остальные кляузы на себя я только бегло просматривал и бросал в бочку, запоминая в основном числа. Только в одном месте я зацепился взглядом за знакомое имя и вчитался внимательней, не сдержав смешок, после чего отправил лист к остальным.
— Закурим ваших, командирских, товарищ оперуполномоченный, табачок уж больно хороший, нам здесь таких не дают. Да бросьте вы папку, она ж всё равно испорчена.
— И правда, закурим. — Бросив картонную папку к остальным бумагам и достав коробку «Казбека», открывает её оперативник. Угощаюсь, нагло стрельнув три штуки, пока он в трансе.
Чиркаю спичкой и, прикурив, роняю её прямо в бочку. Огонёк сначала робко, потом всё увереннее начинает пожирать бумагу, и по мере сгорания, меня начинает отпускать нервное напряжение и слегка потряхивать. Опер тоже завороженно глядит на огонь, задумавшись о чём-то своём. Пока не мешаю, но настраиваюсь на подляну, иначе адреналин меня сожрёт с потрохами.
— Вернёмся к нашим баранам? — незаметно оглядевшись вокруг, растормаживаю я Следакова.
— А?.. Да. Пожалуй вернёмся. — Выходит он из задумчивости.
— Нужно договориться на берегу, о чём будем говорить, а о чём стоит умолчать, чтобы списать всё на несчастный случай и не подставлять лейтенанта.