— Хм, ты так уверена в том, что скоро выйдешь на волю?
— Я невиновна, и вы прекрасно это знаете. Весь этот маразм должен же когда-то закончится. На воле, конечно, много идиотов, но я верю, что нормальных, трезвомыслящих людей всё же больше.
— Глядя на наш контингент, я порой в этом сомневаюсь. Значит, ты всё же решила судиться с агентством, я так понимаю?
— Я от этой мысли и не отказывалась. Поэтому подам ещё один иск, по защите авторский прав. Они мне за всё заплатят. И дело не только в том, что я хочу отомстить, и даже не в том, что я собираюсь получить с них компенсацию. Просто я твёрдо убеждена, что вор должен сидеть в тюрьме.
— Но пока в тюрьме сидишь ты.
— Да, пока в тюрьме сижу я, обворованная и оболганная. Что поделать, мир несовершенен, госпожа директор. Как несовершенны и люди. Но если никто не будет стремиться к справедливости, как тогда жить? И как тогда быть с принципом неотвратимости наказания?
— Вряд ли тебе удастся победить. Система всегда сильнее одиночки.
— Один в поле не воин, это так. Но есть и другая поговорка. Если не я, то кто же?
— Почему-то глядя на тебя, мне кажется, в конце-концов ты своего добьёшься. Что ж, удачи тебе, одинокий воин. Давай сюда свою тетрадь, так и быть, сохраню.
— Имейте в виду, что когда-нибудь, лет через десять-двадцать, она будет стоить немалых денег. Постарайтесь её к тому времени не потерять.
— Осторожнее, ЮнМи-ян, это уже похоже на подкуп должностного лица.
— Увы, НаБом-сии. Я тоже несовершенна.
* * *
Вечером Серёга долго не может заснуть, лежит, ворочается, вздыхает. Тяжкие мысли не дают покоя.
"Мне снятся сны, в которых у ЮнМи всё хорошо. А ей (точнее тому Серёге) снятся сны про тюрьму, про то, как у меня здесь всё плохо. Вопрос — где я настоящий? Там или здесь? Или же и там и здесь? Может быть, я здешний — всего лишь персонаж сна, может быть, я всего лишь снюсь самому себе. Может быть, настоящая жизнь как раз там, а не здесь, и вокруг меня сейчас — просто кошмар, душный морок… Вот только как это понять и как определить? Да, скорее всего, никак. Поэтому живи, Серёга, и дальше от ночи к ночи, от сновидения к сновидению в надежде, что всё плохое когда-нибудь да и закончится.
И вот ещё что. Все эти судебные тяжбы, авторские права, неполученная прибыль… Всё это по большому счёту, как говорил некогда Екклезиаст*, суета сует и всяческая суета. Искусство — вот ради чего стоит жить.
К чему это я вдруг так высокопарно стал рассуждать? А вот к чему. Крутится в голове какая-то незнакомая и на редкость красивая мелодия. И автора не знаю. И почему-то кажется мне, что эту мелодию придумал я сам. Вот только что. Неужели Гуань Инь расщедрилась и подключила-таки мне опцию "творец"? Было бы здорово. Ведь надоело до чёртиков чужое выдавать за своё, а потом ещё и судиться, доказывая авторство. А на деле-то получается, что один вор у другого вора украл. Никому невдомёк, а всё равно стыдно".
*(Серёга путает. Екклезиаст ничего не мог говорить, потому что это не человек, а книга. (Екклесиа́ст (др. — греч. Ἑκκλησιαστής экклесиастэс) — книга, входящая в состав еврейской Библии (Танаха) и Ветхого Завета.) Прим. автора).
(서른여덟번째꿈) Сон тридцать восьмой. Всё могло быть иначе
Исправительное учреждение "Анян"
Почему-то сегодня вся камера дружно не может заснуть. Лежит, ворочается, вздыхает. Сон не идёт хоть ты тресни. Юркин уже устал вертеться с боку на бок, а из пересчитанных им овец можно собрать самую большую в мире отару. Наверное, полнолуние влияние оказывает, думает он, вспоминая любимую мамину присказку. Каким образом полностью освещённая солнцем луна может оказать влияние на сон, он никогда не понимал, но такое объяснение в любом случае лучше никакого.
Сокамерницы страдают точно так же. Наконец БонСу не выдерживает:
— Ну не могу заснуть и всё. Неужели это уже старость?
Остальные дружно хихикают.
— ЮнМи-я-а, расскажи что-нибудь, — робко просит ДаЕн.
— Может, вам ещё и колыбельную песенку спеть?
— Песенку не надо. Лучше какую-нибудь интересную историю.
— Сказка пойдёт?
— Давай сказку, — соглашается ДжиУ. — Только такую… усыпительную.