Из всеобщей разрухи выделялись только стопки газет, аккуратно сложенные на столе у входа. Когда женщины подошли ближе, Надя увидела знакомый заголовок «Новости Шахтара». Свежие номера городского еженедельника лежали во взрослом отделе, а более старые хранились на третьем этаже, и она задалась вопросом, почему именно эти три связки газет спрятали в архив.
Олимпиада посмотрела на заголовки, прищурившись, вгляделась в даты и жестом подозвала Надю. Хлопнула по бумаге, подняв облако пыли, и показала на лестницу, сквозь кашель веля отнести все во взрослый отдел. Дышать в архиве было невозможно, и девушка поспешила выполнить поручение, лишь бы вернуться на свежий воздух.
Уже на лестнице пыль взяла верх, и Надя громко, до слез и соплей, прочихалась. Было очевидно, что архив никто не посещал со дня смерти прошлого архивариуса, и теперь вся пыль десятилетия осела на ее одежде, волосах и, кажется, даже во рту. Ругая себя, что не додумалась взять простейшую маску, и беспрестанно шмыгая носом, она завалилась во взрослый отдел. Вес печатного слова уже чувствовался в плечах. «По крайней мере, я попала в архив», – подбодрила себя Надя, со вздохом опустив кипу газет на ближайший стол.
Работы в архиве было невпроворот, но Фрекен каменным сфинксом стояла в проходе и внимательно следила, чтобы Надя не то что не уходила дальше столов с газетными пачками, но даже не трогала ничего, что не нужно было поднимать в библиотеку. Как только девушка с тяжелым вздохом взяла последнюю стопку, библиотекарша нетерпеливо затопала ногой, подгоняя ее обратно в холодный вестибюль. Стоило Наде выйти, старуха заперла архив, недовольно высморкалась в платок и, через плечо напомнив девушке об обязанности разложить газеты по порядку, поспешила в читальный зал.
– И чтобы никакой пыли в библиотеке я не видела! – прикрикнула она уже с лестницы, на что Надя лишь усмехнулась и глянула на свое отражение в стеклянной двери.
Природная рыжина скрылась под хлопьями пыли, как и цветы на платье и веснушчатая светлая кожа. Надя напоминала гипсовую статую, отсыревшую от слез и соплей и погнувшуюся в пояснице. Наконец-то, поставив стопку газет рядом с остальными, она со стоном выпрямилась и облегченно вздохнула. Теперь можно было и умыться, но только она повернулась к двери, как тут же остановилась. Прямо перед ней стояла пара удивленных читателей.
«Я точно отсюда уеду», – поклялась Надя. Она в упор глядела на сероглазого красавца и девицу рядом с ним, и они пялились в ответ.
– Может, вам помочь? – неловко поинтересовался парень, оглядывая Надино посеревшее платье.
– Спасибо, не надо. Я работаю с очень старыми газетами, с ними нужно обходиться бережно, – бесцветным голосом ответила она и отвернулась, радуясь, что под пылью не видно пунцовое от стыда лицо.
– Мы тогда пойдем в читальный зал, – он подхватил под руку едва сдерживающую смех подружку и подтолкнул ее к выходу. – Не будем мешать.
Когда за ними закрылась дверь, Надя позволила себе один отчаянный вздох. Хуже просто быть не могло.
Бросив взгляд на уже ненавистные стопки архивных газет, она по привычке встряхнулась, подняв облако пыли вокруг головы, и пошла в туалет. В тусклом освещении увидела свое отражение в оттенках серого, и, даже тщательно отряхнув волосы и одежду, не смогла вернуть миру краски. Смыв пыль вместе со скромной косметикой, Надя высморкалась, сполоснула рот и снова посмотрелась в зеркало.
– Уже лучше, – подбодрила она себя, списывая покрасневшие и увлажившиеся глаза на книжную пыль. – Теперь пора работать.
Эти слова как будто призвали к ней самые разные дела: когда Надя вернулась, ее уже ждали дети, рвавшиеся записаться в библиотеку. За ними потянулись подростки, из взрослого отдела звали пенсионеры, потом надо было разложить возвращенные книги, протереть испачканные пылью столы… На газеты совсем не оставалось времени. Надя ловила свободные минуты, чтобы почистить их, спрятать за стойку и пересчитать. Как только она освободилась достаточно, чтобы оформить на них формуляры, в библиотеку заглянул Эльдар.