Замочная скважина

ОНА. И что же она после этого — перестала тебя называть девственником?

ОН. Нет, она не перестала. Зато я перестал обращать на неё внимание. И перестал плакать. Она-то думала, что я до сих пор девственник, а я уже не был им. Я лишился своей девственности с ней. С ней! Но она не знала об этом. И так и не узнала до самой своей смерти. А потом я пришёл к ней на могилу и всё рассказал. Я даже вспомнил, как она ставила себе во влагалище клизмы. И рассказал ей об этом. Рассказал, чтобы она не думала, будто я всё выдумал. Я рассказывал ей это и смеялся. Смеялся и плакал. Плакал и смеялся.

ОНА (садится на кровати.) Ты чокнутый. Самый настоящий чокнутый.

ОН (вдруг вскакивает, кричит в окно.) Я нормальный! Нормальный! Это вы, вы, вы все чокнутые, сумасшедшие, шизофренические, дебильные! Верите в Бога, а сами его ни разу не видели! Трепещите перед ним! Боитесь его! Боитесь того, кто только смотрит! Говорите: «бог здесь, бог видит!» А чем же тогда я не Бог?! Чем же я не Бог?! Я тоже вижу! Я тоже там, с вами! Чем же я не бог? Чем, а?!!!

ОНА. Тихо.

ОН (весь напрягается, смотрит по сторонам.) Что? Кто? Кто здесь?

ОНА (шепчет.) Тихо, тихо.

ОН. Что? Что? Зачем это?

ОНА. Тихо, тихо, тихо.

ОН. Что?

ОНА. Ты боишься смерти?

ОН. А?

ОНА. Ты смерти боишься?

ОН (шепчет.) Иногда я хочу умереть. Но только — чтобы это было что-то глобальное, всеразрушающее. Чтобы это был Конец Света. Чтобы никого не осталось. Никого. Чтобы все умерли вместе со мной. Я даже изобретаю такую бомбу, чтобы взорвать всю землю. Чтобы нажать на кнопку и — всё. И всё. И нету земли. И нету вас. Нету моей сестры с её могилой. Нету той девушки в цветной блузке. Нету никого. Никого. Никого…

Она снова ложится, отворачивается к с стене.

ОНА. Тихо. Тихо. Я буду спать. Твои таблетки уже действуют. Тихо. Я уже засыпаю. Потом я усну и ты сделаешь со мной всё, что угодно.

ОН. Ладно. Хорошо. Хорошо. Ладно.

На цыпочках идёт к двери. Снимает с ручки свой старый растоптанный туфель, открывает замочную скважину, исчезает за дверью.

Скрипят половицы. Стонут доски. Поют гвозди, забитые в древнее ссохшееся дерево. Но они поют о чём-то своём. Им нет дела до человека, который, припав глазом к замочной скважине, притулился возле двери. Им нет никакого дела до этого странного человека с его сумасшедшими мечтами или фантазиями, если угодно. С его театральным биноклем. С его сестрой, лежащей на каком-то неизвестном кладбище, но всё ещё живущей в его голове. Им безразличны все его страсти, страхи, мечтания. Они живут своей неторопливой однообразной жизнью и лишь изредка думают о том, кто наступает на них. Они считают его Богом.

Медленно открывается дверь. Появляется, затаив дыхание, Он. Помещает башмак туда, где ему следует быть. Прикрывает дверь. Идёт осторожно на цыпочках — крадется. Что-то спрашивает чужим деревянным голосом.

ОН (шепчет, задыхаясь.) Вы спите?

Тишина.

Вы спите?

Нет ответа.

Вы спите?

МОЛЧАНИЕ.

Что с вами? Вам плохо? Сейчас я вам помогу… (Пауза. Идёт к кровати.) Я врач. У меня диплом… Диплом у меня… Сейчас я вас спасу.

Подходит к ней. Начинает боязливо, едва прикасаясь, гладить её ноги, ягодицы, грудь. Его тело содрогает мелкая, неуёмная дрожь. Правая нога конвульсивно трясётся, как у собаки.

(Глотает слюну, шепчет сбивающимся голосом.) Я врач… диплом … Я вам помогу… Сейчас… Сейчас. Помогу. Я врач. Всем помогаю…

И вдруг она переворачивается на спину и начинает смеяться страшным демоническим хохотом…

Он отскакивает в сторону. Пятится.

Я ничего не делал! Я думал — вам плохо! Я хотел помочь!

ОНА (кричит.) Идиот! Тупица! Свинья безмозглая! Козёл! Тварь! Думал, я буду жрать твои сраные таблетки! Накуси-выкуси! (Швыряет в него таблетки.) На, жри сам! Где мои деньги?! Ты меня лапал — плати, шизофреник! Плати, сука! Где деньги?! У меня папик есть! Сутенёр! Он тебя уроет, гнида! Где деньги?!