– Самые прямые. Хочешь машины – договаривайся с государством. Они их изъяли как контрабанду. – Его улыбка стала шире, обнажив золотые зубы.
– Мне плевать. Если не поставишь товар в срок – разорву связи. И помни: те, кому ты откупился, – мои люди. Без меня ты даже из города не выйдешь, не то что спрячешься.
Ответом был смех. Хриплый, нервный. Смех человека, который знает что-то, чего не знаю я.
Пока я складывал пазл в голове, Святослав рванул меня на себя. Вовремя. Лезвие вспороло воздух там, где секунду назад был мой глаз.
Дальше – мгновения:
Святослав рванул руку амбала с ножом, выворачивая её так, что кости захрустели, как старые шестерни. Тот взвыл – звук, похожий на ржавый гудок на скрепке, – и клинок звякнул о бетон. Рывок к левому – удар ногой в грудь, отточенный ещё в детдомовских драках. Амбал отлетел на два метра, будто его швырнула невидимая рука, и пистолет выпал из разжавшихся пальцев, блеснув никелем в свете фонаря.
– Адское отродье! – завопил поставщик, шаря под пальто. Его белый рукав на миг задрался, обнажив золотой браслет с гравировкой “Спаси и сохрани”. Не ожидал, видимо, что его “псы” сдохнут так быстро – без единого выстрела.
Святослав, заломил ему руку за спину, впечатав лицом в асфальт. Грязь прилипла к щеке поставщика, смешиваясь с потом.
– Мордой в пол, сука! – прорычал Святослав, давя коленом на позвоночник. Его голос дрожал от ярости, но пальцы, сжимающие руку жертвы, двигались методично, как механизмы. Внутри него боролись два человека: один – ребёнок, который молился перед иконами, другой – зверь, выращенный в подпольных боях.
– Послушай его, милейший, – я поднялся, стряхивая пыль с пиджака, будто это был не портовый мусор, а конфетти. – И помни: мои люди везде. Даже в тех кабинетах, где ты откупался. – Последнее слово я выделил, глядя на его браслет. Символ веры, превращённый в аксессуар коррупции.
– Лови! – Святослав кинул мне пистолет, выпавший из руки поставщика. Ловким движением я поймал его на лету. Рукоять была тёплой – будто оружие уже знало, что ему предстоит.
– Выбирай, милейший: либо я всаживаю пулю в висок, и твой труп кормит рыб в порту, – ствол упёрся ему между глаз, – либо извиняешься и выполняешь условия. – В голове мелькнула мысль: “Сколько их уже было – этих „условий““? Но лицо осталось неподвижным.
Он молчал, сжав зубы. Святослав дёрнул его руку сильнее, вырывая хриплый вопль:
– А-а-а! Хорошо-хорошо! Всё будет! Дайте две недели!
Я сместил дуло, прозвучал выстрел. Пуля впилась в землю в сантиметре от его уха. Воронка дымилась, пахнуло гарью и железом.
– Пять дней. Отсчет пошел со вчерашнего вечера. – Я развернулся, бросив пистолет Святославу. Тот поймал его одной рукой, не глядя. – Уходим.
Святослав поднялся, бросив последний взгляд на поставщика. Его пальцы непроизвольно коснулись креста под рубашкой – жест, оставшийся от веры, которую он пытался убить, но так и не смог.
***
– И вот, милейшая, как-то так мы и разобрались с делами, – улыбнулся я, протягивая горсть винограда Алексе. Она сидела напротив, перебирая золотистый браслет на запястье – подарок, который я вручил ей час назад. Каждое звено цепочки было выгравировано инициалами “С.С.”, будто я клеймил её своей собственностью. Странно: день рождения у меня, а подарки делаю я. Но ладно – свою “награду” я возьму позже. Я уже представил, как буду медленно раздевать ее, как ее губы будут осыпать мое тело, а затем…
Алекса взяла виноградину двумя пальцами, будто держала ключ от чужой тайны, и медленно провела языком по кожуре, не сводя с меня глаз. На ней было платье цвета вечерней сирени. Оно облегало её талию, как вторая кожа, а туфли на шпильке впивались в пол, оставляя едва заметные царапины. “Как и всё, к чему она прикасается”, – подумал я.
Святослав сидел за соседним столиком, растворяясь в тени. Нет, он был тенью. Его пальцы нервно постукивали по стакану с водой – единственный признак жизни. Она не обращала на него внимания – будто его и не существовало. Мы неторопливо ели салаты, запивая вином из хрустальных бокалов, которые я специально заказал для этого вечера: их края были украшены практически невидимым узором, но Алекса определенно точно заметила его.
Классическая музыка лилась из-под сводов зала, но я слышал только её смех – тихий, как звон маленьких колокольчиков..
И тут оркестр заиграл вальс. Моцарт. “Реквием”. Неожиданный выбор для ресторана. Впрочем, оно идеально описывает мое настроение.
– Прошу, милейшая. – Я поднялся, плавно приблизился, протянул руку. – Не составите компанию? Хочу лицезреть ваше умение… и, возможно, научиться.