Жу Гулу помрачнел. Эту часть рассказа он сперва пытался скрыть, но, видно, такова его судьба: до конца дней своих терпеть насмешки Главы Жу. Мало было Жу Фанье дать ему имя, теперь, видно, ещё и прозвищем одарит. Ну да ничего, не он первый, не он последний. И Жу Гулу признался:
- Последний месяц или чуть сверх того дней этот презренный часто желал опорожнить мочевой пузырь, и тратил непозволительно много времени. Вот и в тот раз он, не в силах терпеть, отпросился всего в полутора ли от стен поместья Тан и упросил не ждать его, обещая мигом нагнать остальных.
- Однако вместо мига задержался по меньшей мере на одну палочку благовоний, - закончил за него Жу Фанья, спокойный, а потому ещё более страшный.
- Мудрость и проницательность Главы неоспоримы, - склонил голову Жу Гулу.
- Убирайся прочь, и поживее. Не желаю боле видеть глаза лжеца и предателя!
Поклонившись, Жу Гулу поспешил покинуть влажный сад, и на сердце его наконец воцарилось спокойствие. Вероятно, сегодня юные господа Жу вновь набедокурили, в который раз огорчив отца, вот тот и казался несколько раздражённым.
На мосту, ведущем из внутреннего сада к внешним павильонам, Жу Гулу уже ждал начальник внутренней охраны клана. Неизменно холодное, неподвижное лицо каким-то неведомым, известным одним лишь заклинателям образом ухитрялось сохранять белизну и свежесть, когда любой другой человек краснел и потел от влажного воздуха.
- Глава Жу практически не злится, - сообщил Жу Гулу. - Мне показалось даже, что он вовсе не расстроен из-за потери мечей.
- Мечи Бяньхуа сделают всё, чтобы избежать недостойных рук, - проговорил куда лучше осведомлённый о клановых артефактах Жу Иньчжан. - И за вчерашним ужином Глава объявил, что ближайшее время не будет покидать поместье.
- Хм. Значит, он думает, мечи скоро вернутся к нему сами? - Понял Жу Гулу.
- Да.
Мужчины немного помолчали. Они оба прекрасно понимали, пусть и в разной степени, что мечи Бяньхуа были не обычными артефактами. Жу Иньчжан знал, что их Глава Жу забрал с собой из Бездны, и ковали их точно не человеческие руки. Мечи признали его хозяином и, стоило убрать их в ножны и положить на землю, разворачивались рукоятями в сторону Жу Фанья. Однако иногда, в знак великого расположения, Глава Жу одалживал их тому, кому считал достойным, при этом не забывая дать мечам чёткое указание. В этот раз, отправляя их с Жу Гулу и заклинателями на юг, он приказал мечам вылечить наследника Тан, Тан Сюня, от родового проклятия. Все, и сам Жу Фанья, прекрасно понимали, что даже мечи Бяньхуа не в силах преодолеть волю покойного Лан Жэюя.
Если только...
- Мы позволим всему идти своим чередом, - наконец молвил Жу Гулу. - Всё равно мы ничего не можем сделать.
- Перемены есть перемены, - кивнул Жу Иньчжан. Затем взгляд его на миг стал пустым, и Жу Гулу затаил дыхание: Глава Жу нечасто связывался со своим начальником подобным способом. - Глава Жу просит передать, что послал за лекарем. В тот раз твой недуг спас тебе жизнь, однако ни одну болезнь не стоит запускать. Иди к себе в покои и жди врача.
- Глава Жу связался с тобой, чтобы передать мне такую мелочь? - Приподнял брови Жу Гулу, но тут же вернул самообладание. - Что ж, тогда я в самом деле поспешу. Боюсь, сегодня мы больше не встретимся, но завтра с утра я постараюсь к тебе зайти.
- Буду ждать, - ещё слегка дезориентированно отозвался Жу Иньчжан, после чего пошёл по своим делам, на всякий случай держась за перила моста.
Глава Жу, в действительности, вовсе не сердился на Жу Гулу, и тот прекрасно это понимал. Но видеть, как с Вернувшегося слетает маска человечности, страшнее, чем сражаться с полусотней яогуаев разом!
С того самого дня, как Су Тофу и Цзи Сянцао впервые ощутили движение ци по меридианам, с ними начало творится неладное. Причём далеко не всё они могли списать на голод и усталость. Если боль в костях Су Тофу ещё мог списать на долгие пешие переходы, а бросание то в жар, то в холод на кошмарную погоду, то вот почему у него начала чесаться голова, причём не только под платком? Неужели всё же насекомые? Но Цзи Сянцао не нашла на его голове и крохотной вошки, и оттого настроение его с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Ещё у него порой начинало жутко тянуть меж ног, но об этом он всё-таки молчал. Идти от этого ему становилось тяжелее, но он всё-таки терпел, только ругал последними словами дорогу и погоду.
Цзи Сянцао же едва могла спать от странного чувства, словно её грудь распирает изнутри. Нижние одежды казались грубыми, как холстина, и в вечернее время она с молчаливого попустительства Су Тофу спускала с плеч одежды, дабы хоть немного передохнуть от боли. Слушая возмущения Су Тофу, она молча соглашалась с каждым словом, хоть порой и хотела отвесить ему пощёчину.