Апрель 1918 г.
Кун Ицзи
Питейные заведения в Лучжэне были устроены не так, как в других местах: на улицу углом выдавался здоровый прилавок, где для разогрева вина всегда ждала горячая вода. Работяги, закончив к полудню или вечеру свои труды, обычно покупали за четыре медяка чашку вина – дело происходило больше двадцати лет назад, сейчас же вино подорожало до десяти монет – и, стоя за прилавком, отдыхали, попивая горяченькое. Если кто был готов потратить еще один медяк на закусь, то мог взять блюдце отваренных в соленой воде побегов бамбука или конских бобов с ароматом аниса. Если же выложить десять с лишним монет, то хватило бы и на мясное блюдо, но здешние посетители большей частью носили короткие рабочие куртки, им такая роскошь была не по карману. Лишь обладатели длинных халатов проходили внутрь заведения, где заказывали и вино, и еду, которые неторопливо употребляли, сидя за столами.
Я с двенадцати лет был на побегушках в кабачке «Сяньхэн», что на окраине поселка. Хозяин говорил, что вид у меня глуповатый, и, опасаясь, что я не угожу гостям в халатах, поставил меня за внешний прилавок. С посетителями в куртках хоть и легче было найти общий язык, но и среди них тоже хватало любителей поворчать по поводу и без. Они часто требовали позволить им лично проследить, как зачерпывалось из чана желтое вино[25], проверяли, нет ли воды на дне кувшинчика, и успокаивались, только когда на их глазах сосуд опускался в горячую воду: под таким суровым надзором бодяжить вино оказалось весьма трудно. Поэтому уже через несколько дней хозяин заявил, что я и с этим не справился. К счастью, на эту работу меня пристроил человек влиятельный, уволить было никак нельзя, поэтому мне поручили такое скучнейшее занятие, как разогрев вина.
С тех пор я весь день стоял за прилавком и занимался только одним делом. Хотя упущений у меня не случалось, но работа казалась однообразной и нудной. Хозяин всегда смотрел сердито, посетители тоже не выказывали ласки, радоваться было нечему, и лишь с приходом Кун Ицзи[26] случалось посмеяться, поэтому я и помню его до сего дня.
Среди тех, кто пил вино, стоя за прилавком, лишь Кун Ицзи носил халат. Он был крупного сложения, лицо имел бледное, среди морщин проглядывали шрамы, в спутанной бородке проступала седина. Хотя Кун Ицзи и носил халат, тот был грязным и рваным, казалось, что его уже десять с лишним лет не штопали и не стирали. Когда он разговаривал, то сыпал какими-то старинными словами, так что его наполовину не понимали. Поскольку его фамилия была Кун, то люди, подражая школьной прописи, где в маловразумительном сочетании шли иероглифы «Шан-Да-Жэнь-Кун-И-Цзи», дали ему прозвище – Кун Ицзи.
Стоило Кун Ицзи явиться в заведение, как любители выпить, завидев его, тотчас осклабились и окликнули: «Кун Ицзи, у тебя на лице добавился новый шрам!» Оставив их без ответа, тот сделал заказ: «Подогрей две чашки вина и подай блюдце бобов с ароматом аниса», и выложил девять медяков. Тут ему вновь громко крикнули: «Наверняка опять у кого-то что-то украл!» Кун Ицзи широко открыл глаза: «Да как ты можешь на пустом месте позорить честного человека…» – «Где уж честного? Я позавчера своими глазами видел, как тебя подвесили и били за то, что ты украл книги у семьи Хэ». У Кун Ицзи тут же покраснело лицо, на лбу проступили жилы, и он попытался оправдаться: «Одолжить книгу – не значит украсть… Я одолжил книгу!.. Ученых людей разве можно считать за воров?» Дальше он продолжил изрекать какие-то малопонятные слова вроде «благородный муж тверд в бедности», «оже да иже», чем вызвал взрыв смеха у собравшихся. Посетители в зале и у прилавка оживились.
Люди за спиной Кун Ицзи судачили, что некогда он постигал науку, но так и не преуспел на экзаменах, а зарабатывать на жизнь тоже не научился, поэтому все беднел и его ждала участь попрошайки. К счастью, он красиво писал иероглифы и мог заниматься перепиской книг, чтобы заработать на чашку риса. Однако у него был дурной нрав – он любил выпить и ленился трудиться. Не проходило и пары дней, как он вместе с книгой, бумагой, кистями и тушечницей просто исчезал без следа. После нескольких таких случаев переписывать книги его звать перестали. Кун Ицзи больше ничего не оставалось, как иногда что-то подворовывать. Но у нас в заведении он вел себя лучше других, то есть не влезал надолго в долги. Хотя иногда у него не было наличных и его долг записывали на меловую доску, но не проходило и месяца, как он рассчитывался, и имя Кун Ицзи стирали.
Когда Кун Ицзи выпил полчашки вина, а его раскрасневшееся лицо постепенно восстановило свой изначальный вид, окружающие снова пристали к нему с расспросами: «Кун Ицзи, ты и в самом деле знаешь иероглифы?» Кун Ицзи, глядя на вопрошающих, напустил на себя важный вид и решил не снисходить до ответа. Тогда те продолжили: «Как же ты даже половину сюцая[27] не заимел?» Кун Ицзи тут же сник, лицо его посерело, он стал бормотать себе под нос, но в этот раз какую-то совершенно уж непонятную белиберду. И опять все грохнули от хохота, заведение охватило веселье.
25
Желтое вино – традиционный алкогольный напиток на юге Китая, сбраживается из риса, обычно имеет крепость 8–10 градусов, часто употребляется в подогретом виде. –
26
Кун Ицзи носит ту же фамилию, что и символ учености мудрец Конфуций (Кун-цзы). –