В такие минуты я мог посмеяться со всеми, и хозяин никогда не укорял меня за это. Кроме того, каждый раз при виде Кун Ицзи хозяин и сам задавал ему такие же вопросы, чтобы вызывать смех. Кун Ицзи понимал, что ему не стоит точить лясы с приставалами, поэтому разговаривал с детьми. Однажды он спросил меня: «Ты учился грамоте?» Я слегка кивнул головой. Он продолжил: «Раз учился, то я тебя испытаю… Как пишется иероглиф “анис” из бобов с ароматом аниса?» Я подумал: еще чего, чтобы какой-то нищий меня испытывал! Поэтому отвернулся и не обращал на него внимания. Прождав довольно долго, Кун Ицзи по-доброму сказал: «Так ты не знаешь, как его писать?.. Я тебя научу, запоминай! Эти иероглифы стоит запомнить. Когда станешь хозяином, то пригодится для ведения счетов». Я про себя подумал, что мне еще далековато до хозяина, да и наш хозяин никогда не вносил в счета бобы с ароматом аниса. Смеха ради и чтобы отвязаться, я с ленцой процедил: «Да кому нужны твои уроки, в этом иероглифе снизу под знаком “трава” расположен знак “обратно” из выражения “ходить туда-обратно”. Кун Ицзи с радостным видом застучал ногтями двух пальцев по прилавку и одобрительно закивал головой: «Верно, верно!.. У знака “обратно” есть четыре способа записи, знаешь об этом?» Я все больше раздражался и, скривив рот в недовольстве, отошел подальше. Кун Ицзи обмакнул ноготь в вино и уже собрался писать иероглифы на прилавке, но, заметив, что я не проявил никакого интереса, вздохнул и крайне раздосадовался.
Несколько раз, услышав смех, в кабачок прибегали на потеху жившие по соседству ребятишки и сразу окружали Кун Ицзи. Он угощал их бобами с ароматом аниса, каждому доставалось по одному. Дети, съев свои бобы, не расходились, их взгляды были прикованы к блюдцу. Кун Ицзи от этого приходил в беспокойство, накрывал его пятерней и, наклонившись к ребятам, говорил: «Немного совсем осталось, мне самому уже не хватит». Затем он распрямлялся, вновь смотрел на бобы, качал головой и изрекал: «Немного, совсем немного! Разве сие много для благородного мужа? Воистину, самая малость». Тогда стайка ребятишек с хохотом разбегалась.
Таким образом Кун Ицзи веселил народ, но, не будь его, жизнь все равно бы шла своим чередом.
Однажды – пожалуй, это произошло за два-три дня до Праздника середины осени – хозяин, неторопливо разбираясь со счетами, снял меловую доску и вдруг воскликнул: «Что-то Кун Ицзи давненько не заходил. Еще и задолжал девятнадцать медяков!» Тут и я подумал, что тот действительно давно не появлялся. Один из посетителей пояснил: «Да как же он придет? Ему ведь перебили ноги». «Вот как?» – удивился хозяин. «Он все продолжал воровать. Но в тот раз совсем страх потерял и пошел в дом к цзюйжэню[28] Дину. А у того разве можно что-то безнаказанно украсть?» – «И что потом?» – «Потом? Сначала он писал признание, затем его били, били полночи, а напоследок сломали ноги». – «А после того?» – «Так ноги сломали же». – «И что с ним произошло, когда сломали ноги?» – «Что произошло?.. Да кто ж его знает: наверное, помер». Хозяин больше не задавал вопросов, а продолжил потихоньку разбираться со счетами.
После Праздника середины осени ветер с каждым днем становился все прохладнее: похоже, приближалось начало зимы. Я весь день находился у огня, но все равно пришлось надеть стеганую куртку. Однажды после полудня заведение опустело, и я сидел, сомкнув глаза. Вдруг раздался голос: «Подогрей чашку вина». Голос был очень тихий, но при этом знакомый. Я открыл глаза, но никого не увидел. Пришлось встать и выглянуть наружу – Кун Ицзи сидел у прилавка за порогом. Лицо у него потемнело и исхудало, он уже не походил сам на себя, на нем была драная куртка, ноги подогнуты, а снизу соломенной веревкой, переброшенной через плечи, примотана рогожка. Увидев меня, он повторил: «Подогрей чашку вина». Тут из зала высунул голову хозяин: «Это Кун Ицзи? Ты еще должен девятнадцать медяков!» Кун Ицзи с печальным видом задрал голову: «Это… Я в следующий раз рассчитаюсь. А сейчас за наличные, подай хорошего вина». Хозяин как обычно ухмыльнулся: «Кун Ицзи, ты снова что-то украл!» Но в этот раз тот не стал особо оправдываться, а лишь попросил: «Не просмеивай меня!» – «Не просмеивать? Кабы ты не воровал, то разве тебе поломали бы ноги?» Кун Ицзи тихо ответил: «Оступился и сломал, оступился, оступился…» Его глаза, казалось, молили остановить расспросы. К тому времени вокруг уже собрались несколько человек, которые хохотали вместе с хозяином. Я подогрел вино, вынес его и поставил на порог. Кун Ицзи нащупал в замусоленном кармане четыре монеты и положил их мне в ладонь, тут я заметил, что его руки были перепачканы грязью, оказывается, он «пришел», опираясь на них. Через некоторое время он допил вино и под смех окружающих на руках медленно уполз прочь.
28
Цзюйжэнь – обладатель второй по значимости ученой степени в старом Китае. –