С тех пор Кун Ицзи надолго пропал. Когда подошел Новый год, хозяин взял меловую доску и сказал: «Кун Ицзи все еще должен девятнадцать медяков!» На Праздник начала лета в следующем году он вновь вспомнил: «Кун Ицзи все еще должен девятнадцать медяков!» На Праздник середины осени хозяин уже ничего не сказал, к Новому году Кун Ицзи тоже так и не появился.
До сего дня я больше не видел его – наверное, Кун Ицзи действительно умер.
Март 1919 года
Снадобье
Во второй половине осенней ночи, когда луна уже скрылась, а солнце еще не вышло, на небе осталась лишь темная синева. Кроме тварей, бродивших по ночам, все остальное спало. Хуа Лаошуань резко сел на постели, чиркнул спичкой, зажег испачканную маслом лампу, и два зала чайной наполнились бледным светом.
– Отец Сяошуаня, ты уже пошел? – раздался голос пожилой женщины. Из внутренней комнаты тоже донеслось покашливание.
– Угу, – откликнулся Лаошуань, одновременно прислушиваясь, отвечая и застегивая одежду, а затем подошел к жене и протянул руку, – давай-ка сюда.
Матушка Хуа долго рылась под изголовьем, наконец вытащила сверток с серебряными монетами и передала мужу, который, приняв деньги, дрожащими руками положил их в карман и пару раз прихлопнул снаружи. Затем он зажег переносной фонарь, задул масляную лампу и пошел во внутреннюю комнату. Оттуда раздавались шорохи, а за ними последовал кашель. Лаошуань дождался, пока кашляющий успокоится, а затем тихонько велел: «Сяошуань, ты не вставай… Чайная? Твоя матушка сама справится».
Не услышав от сына других вопросов, Лаошуань решил, что тот спокойно уснул, тогда он вышел за дверь и оказался на улице. Темень скрыла все вокруг, проглядывалась лишь сероватая полоска дороги. Фонарь освещал его ноги, шаг за шагом прокладывающие путь вперед. Иногда ему попадались собаки, но ни одна из них не гавкнула. На улице было куда холодней, чем дома, но Лаошуань, напротив, ощутил бодрость, он вдруг словно превратился в молодого парня, обрел сверхъестественные способности, умение даровать жизнь – и с приподнятым духом вышагивал по дороге. Путь просматривался все яснее, небо тоже становилось светлее.
Сосредоточившись на ходьбе, Лаошуань вдруг вздрогнул в испуге – вдалеке он увидел Т-образный перекресток, преграждавший путь. Тогда он отступил на несколько шагов к закрытой лавке, втиснулся под ее навес и оперся на дверь. Через какое-то время его охватила дрожь.
– Хм, старикан уже здесь.
– Не нарадуется…
Лаошуань снова перепугался. Вглядевшись, он проследил, как мимо прошли несколько человек. Один из них обернулся, фигура его виднелась нечетко, но глаза горели жаждой наживы, словно у голодающего при виде еды. Лаошуань бросил взгляд на фонарь, тот уже погас. Он пощупал карман, тугое содержимое было на месте. Лаошуань поднял голову и увидел вокруг странных людей, которые бродили туда-сюда, словно призраки, сбившись по два-три человека. Но когда присмотрелся, то уже ничего странного в них не углядел.
Через какое-то время Лаошуань заметил нескольких солдат, на груди и спине у них виднелось по большому белому кругу, хорошо заметному издалека, а когда солдаты подошли ближе, то стала видна и темно-красная окантовка на их мундирах. Вдруг послышались шаги – не успел он глазом моргнуть, как мимо проследовала целая толпа. Она, словно приливная волна, двинулась вперед, но, дойдя до перекрестка, резко остановилась и встала полукругом.
Лаошуань тоже хотел посмотреть, что происходит, но ему были видны лишь спины. Зеваки вытягивали шеи и походили на уток, чьи головы тащила вверх невидимая рука. На миг наступила тишина, затем как будто что-то произнесли, все зашевелилось, и раздался громкий удар. Люди стали пятиться назад и отступали до того места, где стоял Лаошуань, так что едва его не задавили.
– Эй! С тебя деньги, с меня товар! – бросил человек во всем черном, вставший перед Лаошуанем. Его глаза кололи словно два ножа, и Лаошуань съежился вдвое. Человек в черном протянул к нему здоровенную руку, в другой он держал ярко-красную пампушку, с которой капля за каплей стекала алая жидкость.