У дверей их встретил слуга, который провел гостей через несколько коридоров и довольно просторный зал. Вскоре они вошли в другой зал, он был гораздо меньше предыдущего и меблирован как столовая.
Виктория с любопытством разглядывала высокие стены, сводчатые потолки и старинные подсвечники, в которых горели сотни свечей. В какой-то момент ей даже почудилось, что она слышит эхо давно отзвучавших голосов. Представив себе людей, некогда живших в Бодиаме, она мысленно воскликнула: «Ах, почему этот замок не мой?!»
Тут слуга принял у дам накидки и сообщил, что хозяин сейчас выйдет к ним. Осмотревшись, Виктория заметила у дальней стены женщину в одежде служанки. А мать девушки самодовольно улыбнулась — очевидно, присутствие служанки означало уважение к гостям. Да, судя по всему, сэр Перегрин тщательнейшим образом придерживался правил хорошего тона.
Когда появился хозяин замка, Эдвина тотчас шагнула ему навстречу. А вот дочь ее невольно отпрянула. Образ человека с именем Перегрин, который создала себе Виктория, мгновенно померк от соприкосновения с действительностью. Казалось, присутствие этого мужчины угнетало и подавляло… В тот момент, когда Виктория увидела его, у нее по спине мурашки пробежали. Он был темноволосый, широкоплечий, а выражение лица и манера держаться выдавали привычку властвовать.
«Ему примерно тридцать», — мысленно отметила Виктория.
А Эдмунд рядом с ним казался просто ребенком.
— Леди Эдвина, я счастлив познакомиться с вами.
Хозяин вежливо поклонился.
— Сэр Перегрин, это мой сын — его преподобие Эдмунд Карсуэлл.
— Рад нашей встрече, ваше преподобие.
— И вот моя дочь — достопочтенная Виктория Карсуэлл.
Виктория невольно поежилась. У матери не было права именоваться «леди Эдвиной». И уж тем более не имела никакого права называть свою дочь «достопочтенной».
Пристально взглянув на Викторию, сэр Перегрин проговорил:
— Приветствую вас в Бодиаме, мисс Карсуэлл.
Виктория не стала протягивать ему руку. Потупившись, она скромно чуть присела перед хозяином замка.
— Я назвала свою дочь в честь старшей дочери короля, — сообщила леди Эдвина. — И я даже не предполагала, что в один прекрасный день Виктория станет нашей обожаемой королевой.
— Вам херес или портвейн, леди Эдвина?
— Нет-нет, ни того ни другого. — Леди Карсуэлл решительно покачала головой. — В нашей семье дамы не употребляют спиртного. Но я совсем не против, если мужчины позволяют себе это.
Достав из буфета графин, хозяин наполнил портвейном два бокала и один из них протянул Эдмунду. Затем с вежливой улыбкой сказал:
— За дам ваше преподобие!
Виктория стояла молча, по-прежнему глядя в пол. А мать ее между тем продолжала:
— Я вижу, что мы сегодня ваши единственные гости, сэр Перегрин. Мне нравится такой… избирательный подход. Это очень разумно с вашей стороны. Боюсь, что моральная чистота и респектабельность — свойства не слишком распространенные в обществе. Но уверяю вас, сэр, я воспитала своих детей в строгом соответствии с правилами хорошего тона.
Хозяин вежливо кивнул:
— Да, понимаю… Очевидно, вы преклоняетесь перед условностями.
Эдвина улыбнулась. Конечно же, она восприняла эти слова как комплимент.
«Он издевается над ней!» — мысленно воскликнула Виктория. Почему-то она была абсолютно уверена: именно сэр Перегрин был тем самым мужчиной, который следил за ней с замковой башни. Ее так и подмывало дать ему резкий отпор, но она молчала, все так же глядя в пол; успокаивала мысль о том, что сейчас, в скромно одетой девушке, сэру Перегрину будет трудно узнать обнаженную нимфу с реки Ротер.
Когда они усаживались за стол, хозяин галантно придержал стул для Эдвины. Виктория обрадовалась, что ее он просто не замечал. Ей удалось не выдать удивления, когда, попробовав суп, она сообразила, что в него добавили довольно много сливок и хереса.
— Могу ли я поинтересоваться, ваше преподобие, как вы развлекаетесь? — неожиданно спросил хозяин.
— Тори страстно обожает историю, а я занимаюсь рисованием, сэр.
Эдвина чуть не поперхнулась супом. Поджав губы, она заметила:
— «Страстно» — слово совершенно недопустимое в обществе женщин, Эдмунд. И я предпочла бы, чтобы ты называл свою сестру Викторией. Жизнь создана не для наслаждений, а для того, чтобы покорно выполнять свой долг.
«Поверишь ли, Тори? Покорность тебе не к лицу. Даю голову на отсечение, что Тори и страсть идут рука об руку. Когда я вошел в комнату, то подумал, что тут какая-то ошибка. Можно было поклясться, что у тебя и той, за которой я шел тогда до самого аббатства, нет ничего общего. — Перегрин улыбнулся. — Ты замаскировалась очень умело и смогла обмануть свою мать. Более того, ты и сама поверила в то, что тебе ничего не угрожает».
— Я всегда была против того, что сын рисует, — призналась Эдвина. — Люди с артистическими наклонностями морально неустойчивы. К счастью, у Эдмунда нет особых способностей.
Виктория вскинула свои темные ресницы.
— Но его виды Бодиама потрясающе хороши!
Воцарилось неловкое молчание, и Виктория вновь потупилась.
Когда с супом покончили, всем подали дичь. Хозяин же, украдкой наблюдая за Викторией, мысленно восклицал: «У нее глаза — словно фиалки на снегу! А ведь известно, что любые оттенки фиолетового говорят о страстности. Я знаю твою тайну, Тори…»
— Если вы увлекаетесь историей, мисс Карсуэлл, то Бодиам приведет вас в восторг, — сказал Перегрин. — Не хотите ли как-нибудь приехать сюда и ознакомиться с замком?
— Нет, благодарю вас, — ответила Виктория. «Он решил воспользоваться Бодиамом как приманкой. Ему понятно, насколько соблазнительно это предложение. Он хочет, чтобы я вернулась сюда и оказалась с ним наедине. Но уж лучше я все сделаю прямо сейчас!»
Отложив льняную салфетку, Виктория отодвинула свой стул и поднялась:
— Пожалуйста, извините меня…
Учтиво поднявшись из-за стола, Перегрин жестом подозвал служанку. Та почтительно присела перед Викторией, а потом повела ее к выходу. Снова усевшись за стол, хозяин немного помолчал, затем доверительно обратился к Эдвине:
— Вы знаете, ваша дочь произвела на меня огромное впечатление. Она так скромна, так сдержанна…
Эдвину прямо-таки распирало от гордости.
— Да, вы правы. Виктория — очень послушная девочка. Я воспитывала ее в целомудрии и чистоте. И мои усилия не пропали даром. Для девушки это основные и самые необходимые качества, хотя они встречаются не так уж часто.
— Мне хотелось бы попросить вашего разрешения ухаживать за ней.
— О, сэр Перегрин, я польщена… Вы окажете нам честь…
Оказавшись вместе со служанкой на широкой лестнице, Виктория решительно остановила ее:
— Дальше я сама. Благодарю вас.
— Да, мисс, хорошо. Я подожду вас здесь.
Легко взбежав по ступенькам, Тори повернула за угол и вышла в узкий и длинный коридор. Немного помедлив, она двинулась вперед. Свечи, вставленные в кронштейны на стенах, освещали коридор лишь на несколько метров вперед, а все остальное пространство словно было затянуто легкой дымкой. Неспешно шагая все дальше и дальше, Виктория видела узкие проходы, за которыми располагались какие-то мрачные помещения. Но ничего интересного она не замечала. А потом вдруг услышала музыку и вздрогнула от неожиданности. Причем слышалось не только звучание инструментов, но и чей-то смех. Внезапно Тори сообразила, что вышла на галерею, скорее всего предназначавшуюся для менестрелей.
Посмотрев вниз, через перила, она увидела небольшую группу людей, явно собравшихся для вечеринки. Ведь это бал-маскарад! Мужчины были в напудренных париках, в атласных бриджах и в парчовых жилетах или же в сиявших золотом мундирах. Внимание Виктории привлекли также и женщины; их парики были украшены страусовыми перьями, а наряды оказались не только роскошными, но и весьма смелыми, потому что платья их почти не скрывали женских прелестей.
Представив себя в таком платье, Тори невольно вздохнула. Сцена, которую она сейчас видела наверное, была точно такой же, какую можно было увидеть во времена короля Георга лет сто назад. Наблюдая за людьми внизу, она вдруг поняла, что их поведение граничило с вульгарностью. Они откровенно флиртовали и трогали друг друга… за неприличные места.